Шпунтик собачья лапа
Шрифт:
— Прямо и не знаю, как быть, соседушки, — отозвалась она наконец. — Раньше или позже, а попадется же он Сквайру на глаза. Вот Сквайр рассвирепеет!
— Теперь уже скорее раньше, — проговорила миссис Гобблспад. — Через недельку или около того им уже двор переходить, верно?
«Перейти двор» означало событие, когда восьмимесячных сосунков отлучали от матери и они переходили через двор в загоны по обе стороны стойла, где жил Сквайр; молодых боровков там откармливали, а «кнопочек» переводили в другие помещения, где их растили на продажу с целью воспроизведения потомства.
Шпунтик, хотя и не прислушивался к разговору взрослых как следует, тем не менее уловил, как все дети в мире, наиболее щекотливые фразы.
— Кто такой Сквайр, мамочка? — спросил он.
— Это твой отец, сынок, очень важный джентльмен.
— А почему он рассвирепеет?
— Ну просто он очень вспыльчивый, — поспешила на помощь миссис Суиллер. — Страшно сердится на служителя, если тот с едой запаздывает.
— А что значит «переходить двор», тетушка Суиллер?
— Тебе это понравится, Шпунтик, — успокаивающим тоном вставила миссис Гобблспад. — Это когда вся молодежь отправляется на славные каникулы, а твоей маме достается заслуженный отдых.
Семеро поросят возбужденно запрыгали, услыхав такую весть, и с визгом забегали по стойлу. Славные каникулы! Славные каникулы! Однако Шпунтик Собачья Лапа сел на свой тощий задик, и по его щечке потекла слеза.
— Не хочу я уходить от мамочки, — сказал он, и еще одна слеза скатилась по другой щеке.
В эту самую минуту миссис Барлилав приняла твердое решение: она ни за что не даст увести ее робкое, малорослое, невзрачное дитя на другую сторону двора. Все прежние годы она, как и другие матери, позволяла служителю забирать отлученных без сопротивления, более того, даже со вздохом облегчения, так как уставала после двух месяцев тяжелой работы. Но на этот раз все будет по-другому, ведь и ребенок-то другой. Сердце у нее сжалось при виде двух слезинок. Пусть служитель уводит семерых, но только не Шпунтика: его она не отдаст. Пусть только попробует сунуться.
Две недели спустя свинарь попробовал. Он отпер дверь стойла номер пять и, держа перед собой вместо щита лист гофрированного железа, оттеснил миссис Барлилав в глубину стойла, пока выводок выбегал во двор. Хрюканье и дребезжанье двери на противоположной стороне сказали всем, что Сквайр, навалившись на дверь, производит смотр своему потомству. Когда свинарь запер стойло номер пять, он насчитал лишь семь толстеньких поросят, которые резвились во дворе. Он заглянул в стойло и увидел шпунтика, выглядывавшего из-за мамашиных ног. Свинарь начал было снова открывать дверь, но в ту же минуту миссис Барлилав ринулась вперед, лязгая зубами и громко фыркая, — разъяренная, как ее дикие лесные предки.
— Грязный толстяк! — завизжала она. — Оставь его в покое!
— Провались ты! — заорал свинарь. — Пропади ты пропадом! Чтоб тебе пусто было!
И он быстро попятился, а затем повернулся и затопал вслед за остальными поросятами.
— Ну и держи своего урода при себе! — прокричал он, повернув голову назад. — Все равно проку от него никакого нет и не будет!
Он согнал поросят в кучу а потом через сужающийся в виде воронки проход загнал в запасной загон, где и запер. Потом он вытер лицо красным в горошек платком и пошел поболтать с Чэллинджером Третьим Великолепным, чемпионом графства Плаубэрроу.
— Эй, свинарь, почеши мне спину, — приказал Сквайр, и служитель, как всегда, повиновался. Потом они побеседовали, и это большая удача, что они говорили на разных языках.
— Отличная компания молодняка подобралась, — сказал Сквайр. — Не удивлюсь, свинарь, если к концу откорма они станут такими же толстяками, как ты.
— Там еще осталось твое паршивое отродье, старина, — сказал свинарь. — Эта злющая старая свинья его особо привечает.
И как же она привечала Шпунтика Собачью Лапу! На одного у нее было молока сколько угодно, молочный бар оказался теперь полностью в его распоряжении.
Наконец, наевшись до отвала, он заснул, прижавшись к материнскому боку, и во сне видел, как он сам, мама и Сквайр, его отец, летят рядышком, копытце к копытцу, по теплому, как молоко, небу.
Глава пятая
Приют отдохновения
Свиньи обычно приносят приплод дважды в году — весной и осенью. Поэтому дважды в году после отлучения поросят от матери каждая мамаша наслаждается, по выражению миссис Гобблспад, заслуженным отдыхом. Как только новый отряд отлученных поросят пересекает двор, свинья знает: сейчас служитель откроет дверь стойла, а потом ворота на том конце фермы, где сгрудились все строения. Ворота выходили на небольшой луг, который свинарь грубо именовал «свиной выгон», но который женский пол именовал Приютом отдохновения.
— Теперь недолго уже осталось, — говорила какая-нибудь утомленная мамаша своей соседке после приблизительно полутора месяцев кормления. — Скоро и Приют.
— Да, дорогуша, вам это будет полезно.
— Там так тихо и красиво.
— И воздух приятный, бодрящий.
— Да, но все-таки не забывайте, мне будет не хватать моих деток.
— Само собой, но отдохнуть-то надо. Зато лентяй свинарь за это время приберет как следует дом.
Приют отдохновения представлял собой небольшой треугольный участок на склоне холма с неровной поверхностью. Участок этот расширялся от вершины книзу и был ограничен ручьем. По двум сторонам треугольника он был огорожен крепкой, натянутой донизу проволокой, посередине же участка стоял громадный старый дуб. Верхняя часть холма была усеяна муравьиными кучами.
Наутро после того как братья и сестры Шпунтика покинули дом, в стойло номер пять снова заявился свинарь и отпер дверь. Обычно в подобных случаях над дверьми показывались одна-две головы и слышались один-два возгласа: «Счастливого отдыха!» или: «Желаю хорошо провести время!». Но на сей раз все было по-иному: ведь никто не помнил такого случая, чтоб в Приют отправлялся поросенок, а тем более шпунтик. К тому времени, как Шпунтик вежливо попрощался с тетушкой Суиллер и тетушкой Гобблспад, поверх всех загородок из дверей торчали головы. Все хотели поглядеть на необычного малыша. И пока миссис Барлилав с достоинством шествовала позади тяжело ступавшего служителя, а Шпунтик семенил за нею, их сопровождали многочисленные и искренние напутствия, произносимые, правда, вполголоса, чтобы не разбудить Сквайра.