Шрам
Шрифт:
Он махнул рукой, закрывая эту тему. Последовала неловкая пауза.
— Вы можете говорить на соли? — спросила Белис. — Я так думаю, что для вашей работы это необходимо, мистер Фенек.
— У меня была возможность в течение нескольких лет совершенствовать свои познания в соли, — сказал он на этом языке. Говорил он легко и быстро, с непритворной улыбкой. Потом продолжил на рагамоле: — Да, кстати, у меня здесь другое имя. Вы меня очень обяжете, если будете величать Саймоном Фенчем — под таким именем меня здесь и знают.
— И где же вы выучили Соль, мистер Фенч? — спросила она. — Вы говорили о своих путешествиях…
— Проклятье! — Вид у него был веселый и смущенный. — В ваших устах это имя звучит как ругательство. В этих комнатах называйте меня как хотите, мисс Хладовин, но
— И что же вы там делали?
— То же самое, что и везде, — сказал он. — Покупал и продавал. Я торгую.
— Мне тридцать восемь лет, — сказал он, когда они выпили еще немного, а Беллис подбросила топлива в печь. — Торговцем я стал, когда мне не было еще и двадцати. Я, чтобы вам было известно, уроженец Нью—Кробюзона. Родился и рос под сенью Ребер. Но за последние двадцать лет и пятисот дней не провел в этом городе.
— И чем вы торгуете?
— Чем угодно. — Он пожал плечами. — Мехами, вином, машинами, скотом, книгами, рабочей силой. Чем угодно. Меняю спиртное на шкурки в тундре к северу от Джангсаха, шкурки на секреты в Хинтере, секреты и предметы искусства — на рабочую силу и специи в Великом Кромлехе…
Голос Фенека смолк, когда Беллис поймала его взгляд.
— Никто не знает, где находится Великий Кромлех, — сказала она, но он покачал головой.
— Кое—кто из нас знает, — спокойно ответил он. — Я хочу сказать — сейчас. Некоторые из нас сейчас знают. И добраться туда, конечно, ох как нелегко. На север через руины Суроша пути нет, а пойдешь на юг, добавится несколько сотен лишних миль через Вадонк или Какотопическое пятно. Поэтому приходится идти через перевал Кающихся на пустошь Глаз Дракона в обход Дыбящихся вод, огибая королевство Кар—Торрер, затем через море Холодный Коготь… — Голос его замер, но Беллис не шелохнулась, желая услышать, куда лежит путь дальше.
— А потом — Шаттерджекс, — тихо сказал он. — А после уже Великий Кромлех.
Он приложился к стакану с вином.
— Они не любят чужаков. Тех, что живые. Но, боги, вид у нас был довольно жалкий. Мы провели в пути несколько месяцев и потеряли четырнадцать человек. Мы добирались туда на дирижабле, на барже, на вьючных животных, на птераптицах, многие мили шли пешком. Я провел там несколько месяцев и привез в Нью—Кробюзон много всяких… диковинок. Вы уж мне поверьте, я повидал кое—что еще удивительнее этого города.
Беллис нечего было сказать. Она пыталась переварить то, что сказал Фенек. Некоторые из упомянутых им мест на самом деле были мифологией чистой воды. Мысль о том, что он побывал там (жил там, Джаббер его раздери), была сама по себе из ряда вон выходящей, но ей не показалось, что он лжет.
— Большинство из тех, кто пытается добраться туда, погибают, — сказал он обыденным тоном. — Но если вам это удастся, если вы доберетесь до Холодного Когтя, особенно дальних его берегов… считайте, что вам уже повезло. Вы попадаете к копям Шаттерджекс, на пастбищные угодья к северу от Хинтера, на остров Янни—Секкили в море Холодный Коготь… а они так и рвутся торговать, уж вы мне поверьте. Я там провел сорок дней. Единственные, с кем они торгуют, это дикари с севера, которые раз в год приходят на рыбацких лодках и везут вяленое мясо, которого тоже далеко не на всех хватает. — Он ухмыльнулся. — Но главная их проблема в том, что Дженгрис отрезает их от юга, а потому там не бывает никого из внешнего мира. Любого, кому удается пройти этим путем с юга, они принимают, как потерянного брата… Если вы доберетесь туда, то получите доступ к самой разнообразной информации, местам, товарам и услугам, которых больше ни у кого нет. Вот почему я заключил соглашение… с парламентом. Вот откуда этот документ, который позволяет мне при некоторых обстоятельствах реквизировать суда, дает мне определенные права. Я имею возможность обеспечивать город информацией, которую он ниоткуда больше не получит.
Итак, он был шпионом.
— Когда Симли пересек Вздувшийся океан и обнаружил Беред—Кай—Нев шесть с половиной веков назад, что, по—вашему, он вез в трюме? — спросил он. — «Страстный богомол»
Он увидел выражение лица Беллис и понял, что в свете этой истории он со своими товарищами выглядит далеко не лучшим образом.
— Плохой пример, — пробормотал он, и Беллис не смогла сдержать смеха, видя его искреннее раскаяние.
— Я здесь жить не буду, — сказала Беллис.
Было уже почти два часа ночи, и она смотрела в окно на звезды. Буксиры тащили Армаду, и звезды мучительно медленно двигались за стеклом.
— Мне здесь не нравится. Ненавижу, когда меня похищают. Я могу понять, почему не возражают некоторые другие похищенные пассажиры «Терпсихории»… — Эти слова были скупой подачкой тому чувству вины, которое внушил ей Иоганнес, но Беллис встревожила мысль о том, что этого было слишком мало, что это принижало свободу, дарованную человеческому грузу «Терпсихории». — Но я не собираюсь жить здесь. Я вернусь в Нью—Кробюзон.
Говорила она с твердой уверенностью, которой вовсе не чувствовала.
— А я нет, — сказал Сайлас. — То есть я хочу сказать, что хотел бы вернуться и пожить в свое удовольствие после очередного путешествия — обеды в Хнуме и все такое, — но осесть там я бы не смог. Хотя я и понимаю, почему вам там нравится. Я видел много городов, но ни один из них не может сравниться с Нью—Кробюзоном. Но стоит мне провести в нем больше двух недель, как меня одолевает клаустрофобия. Этому способствуют грязь, попрошайничество, люди и… тот жаргон, на котором говорят в парламенте… Даже когда я в центре города. На площади Биль—Сантум, или на Плитняковом Холме, или в Хнуме, я все равно чувствую себя так, словно оказался в Собачьем болоте или на Худой стороне. Я не могу их не замечать. Я рвусь прочь оттуда. А что до негодяев, которые там верховодят…
Беллис с интересом наблюдала за этим проявлением открытой неприязни к властям. Ведь он же получал деньги от этого треклятого кробюзонского правительства, и даже сквозь легкий винный хмель Беллис ясно отдавала себе отчет в том, что именно они, его хозяева, были причиной ее бегства.
Но Фенек не демонстрировал к ним ни малейшей преданности. Он ругал кробюзонские власти с бесшабашным добродушием.
— Они настоящие змеи, — продолжал он. — Рудгуттер и все остальные. Да я им ни на йоту не верю, в гробу я всех их видел. Ну да, деньги я у них буду брать. Если они хотят платить мне за информацию, я буду рад сообщать им то, что знаю. Зачем мне отказываться? Но дружить с ними не собираюсь. Не могу я торчать в их городе.
— Так, значит, для вас все это… — Беллис тщательно подбирала слова, пытаясь понять, что же он собой представляет. — Значит, у вас пребывание здесь не вызывает никаких неприятных эмоций? Вы не питаете особой любви к Нью—Кробюзону…
— Нет, — грубовато прервал он ее, что резко контрастировало с его прежней обходительностью. — Я этого не говорил. Я — кробюзонец, Беллис. Я хочу, чтобы мне было куда возвращаться домой… если в очередной раз отправлюсь странствовать по свету. У меня есть корни. Я не какой—нибудь бродяга. Я предприниматель, торговец, у которого есть штаб—квартира и дом в Восточном Гидде, друзья, связи, и я всегда возвращаюсь в Нью—Кробюзон. А здесь… здесь я пленник… Вовсе не такие странствия были у меня на уме. Будь я проклят, если я здесь останусь.