Штангист: назад в СССР
Шрифт:
– Да представляешь, Вова, дотопал до дому и все думаю: чего я забыл? Будто бы чего-то мне не хватает. Ходил-ходил по двору, да потом и вспомнил! Удочки я у вас оставил!
Я бросил взгляд на чехол, который старик примостил за дверью.
– Не видали? – Спросил он.
– Видали, – ответил я. – Вон он, за дверью стоит.
– Ой! Да и правда! – Дед Фомка взял чехол, повесил на плечо, словно ружье. – Ну ладно, пойду я!
– Мож, останешься? – Поднялся я. – Мама сушек купила. И пряников. Давай чай пить.
Фомка пожал плечами, улыбнулся.
–
Старик весело разулыбался.
– Ну, раз хозяйка приглашает, так чего бы не остаться?
– Здрасьте!
– Здравствуйте.
– Здрасте, Вера Васильевна!
– Здравствуйте.
Ученики, один за одним вбегавшие в школьные двери, здоровались со стоящей на входе строгой женщиной. Женщина под пятьдесят, одетая в светлую блузку и черную юбку, внимательно наблюдала за тем, как школьники спешат на уроки.
Подражая окружающим, я прошел мимо нее и бросил: «Здравствуйте».
– Здравствуйте, – обратила она ко мне свое грубоватое лицо.
Школа номер девять располагалась в старинном четырехэтажном здании, красным своим фасадом смотревшим на широкий и не огороженный школьный двор.
Субботнее утро было прохладным, солнечным и приятным.
Видя, как детишки маленькими группками топают на занятия, мне просто невестилось, что я снова среди них. Все это: и школьный двор с железными турниками и лесенками, и задорный зов звонка, и веселый рокот детских голосов в школьных коридорах – пробуждало далекие и счастливые воспоминания. Будоражило тем, что я снова могу пережить это поистине беззаботное время. Время, в котором каждая проблема, каждый вызов, что вставал передо мной еще в детстве, с высоты прожитых лет, казались настоящими пустяками.
Детство, с его пустяковыми неурядицами и детскими невзгодами виделось мне одним сплошным отпуском после того, что мне пришлось пережить в зрелости. Когда я с головой окунулся в девяностые а потом и во времена новой России.
Миновав широкий актовый зал, я поднялся на второй этаж, к кабинету номер восемь, в котором мне предстояло присутствовать на первом, чуть ни за сорок лет, школьном уроке. Уроке математики.
Свой класс я нашел быстро. Стоило только глянуть на школьное расписание, весившее на большом стенде, расположившимся над гордым бюстом Ильича, стоящим в окружении советского флага и знамени РСФСР.
Когда я вошел в широкую, полную света аудиторию, шумевшие там одноклассники, почти сразу затихли. Все как один уставились на меня. Я обвел мальчишек и девчонок спокойным взглядом. В ответ видел бесхитростное детское презрение и холод.
По правде сказать, сейчас меня мало волновало отношение одноклассников. Еще вчера, перед сном, я твердо решил, что разберусь в том, что же за «предательство» совершил Вова Медведь. Если он и правда провинился – искуплю его вину. Однако что-то подсказывало мне, что дела обстояли совсем непросто. Чувствовалась во всем этом бойкоте
Не зная, какое место мне стоит занять, я наугад отправился к парте, за которой в одиночку сидел Глеб.
– Вон, видал какие? – Среди общего бубнёжа услышал я знакомый голос белобрысого Гриши.
– Кл-а-а-а-а-с! – Протянул ему в ответ рыжий Денис.
– Ага. Дядя с Краснодара привез. Я сегодня в них на тренировке играть буду.
У передней парты в кучу сбежались почти все мальчишки класса. Они окружили Гришу, гордо демонстрировавшего всем свои обновки – кеды «Два Мяча». Синяя обувь с белой подошвой и окантовкой шнуровки, носила справа, над пяткой, эмблему с изображением, собственно говоря, мячей и гордой надписью: «Два мяча, сделано в К.Н.Р.».
– И не жалко в них мячик-то пинать? – Опасливо спросил кто-то из мальчишек.
– Мне в них жалко просто ходить! – Гордо заявил Гриша. – А это мне дядя специально для футбола привез. Что б играть удобней было. Мама, конечно, не хотела мне их на поле давать. Говорит, испорчу. Но мы с дядей настояли, что эта обувь моя личная, спортивная, и предназначено только для тренировок.
– Ну кла-а-а-а-а-с, – повторил Денис. – А дай посмотреть?
Мальчик потянулся было к кедам, но Гриша тут же отдернул их.
– Не трогай! Испачкаешь!
– Да я аккуратно, не жадничай!
Пройдя мимо сборища, я без разговоров сел за громоздкую парту с наклонной столешницей. Спрятал портфель на полку, под парту. Краем глаза я видел, как зрачки Глеба испуганно забегали. Он хотел было что-то мне сказать, но не решился. Отвернулся.
– Глеб? – Сказал я полушепотом.
Мальчик пошевелился, и я понял, что он услышал меня, хотя сделал вид, что это не так.
– Я тебе не прошу отвечать мне, – начал я. – Не хочу, чтобы тебя тоже считали предателем. Да только у меня есть к тебе просьба. Мне надо, чтобы после урока ты мне немного помог.
Обернувшись, Глеб бросил на меня хмурый взгляд.
– Упал я с дерева, – сказал я, – Гриша со своими дружками мой портфель повесели на ветку. А я полез, вот и упал. И память отшибло.
– Что, правда? – Удивившись, сильнее повернулся ко мне Гриша.
– Тихо-тихо, – опередил его я. – Сделай вид, что ты меня не слушаешь. Короче так. Забыл я, почему объявили мне бойкот. Не помню совсем. Потому надо напомнить. Я хочу все поправить.
– Поправить? – Снова удивился Глеб. – Это что же? Ты деньги вернешь?
– Деньги? – Нахмурил я брови. – Какие…
Договорить я не успел. Прозвенел звонок на урок, и в класс зашла учительница. Была она молоденькая, не старше двадцати пяти лет. Темные волосы убирала в аккуратную дульку. Девушка надела белую рубашку с остреньким воротником, черные в полоску пиджачок и строгую юбку.
Весь класс тут же подорвался: группа, рассматривавшая кеды, рассосалась, ученики столбиками стали у своих мест. А потом, внезапно, стали скандировать хором:
– С д-нем рож-де-нья! С д-нем рож-де-нья!