Штольня в Совьих Горах
Шрифт:
Светлый и теплый стоял вечер, когда на тропу, что шла от усадьбы купца к хате Кулимаги, вышел навстречу юноше дрожащий и сгорбленный Сьлядек. Не сразу узнал его Милош: предстал убийца перед ним в самом жалком виде — исхудал, согнулся, на глаза надвинута пыльная и драная шапка, лохмотья покрывали дрожащее тело — кафтан свой продал Сьлядек старьевщику, чтобы хоть краюху хлеба купить…
— Милош! — начал Сьлядек. — Сжалься над моей бедой…
Юноша отскочил на край тропы и в изумлении посмотрел на Сьлядека — не верил, что видит его снова.
— Это я, Сьлядек… — бормотал злодей. —
— Чего же ты хочешь? — хмуро спросил Милош.
— Прости мне вину мою!
— Э-э-х, человек! Да я давно простил ее, старый разбойник, еще в тот день, когда в артель вернулся.
— Не проболтался Зыху?
— Нет. Я же думал, что ты давно удрал в дальние края!
— Благодарю тебя, брат!.. А теперь не скажешь никому?
— Нет… Чего ты еще хочешь?
— Вернуться в артель хочу. С вами вместе быть и работу делить по-прежнему… Пропаду я один — страх меня одолевает перед карой… Буду усердно работать, не стану злобствовать и завидовать, от хитрости своей откажусь. Теперь я совсем другой буду, Милош!
— Ну, что ж! Возвращайся на прежнее место. Ту штольню мы теперь наново укрепим и дальше пробивать будем. Завтра на рассвете…
Стучали топоры на склоне горы Большая Сова. Одна за другой падали березы и пихты. Лесорубы разделывали стволы на колоды, а потом кололи их на доски-обаполы, чтобы могли горняки надежно укрепить ими новую штольню.
Темный проход, уже очищенный от камней и начисто выметенный, все глубже уходил внутрь Большой Совы. Теперь уже Милош сам всей работой управлял — Кулимага уступил ему главенство в артели. В обе стороны от главной широкой штольни пробивали нынче две боковых — поменьше и поуже. Красная порода, залегавшая тут плотными слоями, словно бы сама в руки горняков давалась, и работа беспрепятственно шла. При свете масляных лампочек, подвешенных к столбам, подпиравшим свод штольни, видны были только мокрые и темные тела горняков, одетых в кожаные фартуки. Штольню вели немного наклонно — так, чтобы подпочвенная вода, буде она там окажется, могла свободно вытекать наружу и не мешать работе.
Присев на корточки или пригнувшись возле стенки темной породы, старший горняк отбивал куски руды и складывал их в деревянные корыта с двумя ручками. Когда корыта наполнялись доверху, два подручных относили их в сторону, где штольня пошире, ссыпали руду в глубокие тачки и вывозили наружу. Работавшие у входа артельщики принимали руду и укладывали ее на телеги, запряженные волами.
Возы медленно спускались вдоль горного склона по дороге, проделанной лесорубами в густой чаще леса. Руду горняки отвозили в нижний поселок, чтобы там передать кузнецам и плавильщикам, хлопотавшим возле дымарок и горнов. Возчики в ушатых шапках и суконных сермягах, изредка взмахивая кнутом, весело покрикивали на волов. Иной же от радости, что работы хватает, — на весь лес запевал песню свою любимую.
Кипела на
А из тихого и укромного грота поглядывал на горняков добрый пендзименжик в красном кафтанчике, на котором, по горняцкому обычаю, был одет кожаный фартук крохотный. Рад был человечек, что так складно у людей работа вдет. Ночью, когда горняки спали в штольне на подстилках из веток, прикрытых бараньими шкурами или куском войлока, оказывал им гном немалые услуги: острил долота и кайла железные, подливал воду в кадки, чтобы им утром было чем жажду утолить.
Едва засыпали горняки, выходил человечек из штольни и звуком особой дудки, что была сделана из кости орлиной, вызывал из лесу медведя огромного и наказывал ему прогонять отсюда воров и разбойников, буде такие появятся вблизи. Сам же, неторопливо прохаживаясь то по штольне, то по склону горы, зорко сон артели горняцкой охранял.
Тем временем штольня всё глубже уходила в недра горы. Словно широкая река, вбиравшая в себя речки и ручейки, штольня ответвилась боковыми забоями и более узкими ходами, которые вели к богатым залежам медной руды.
Грот маленького человечка горняки искусно обошли во время пробивки штольни — так, как он этого сам пожелал. И вот однажды поднялся радостный гомон: это Милош, заполняя рудой корыто, вдруг заметил на дне его золотые блёстки. Некоторые из них были мелкими, как песок речной, другие с горошину, но все они радовали глаз чистым блеском, похожим на солнечный.
Очистил их Милош от руды, ополоснул заботливо и сказал сбежавшимся на его крик товарищам:
— Ну, братья, нашли мы золотоносную штольню!.. До самых богатых кладов земли добрались… Так случилось, что я первый их нашел, но работаем мы артелью и дальше так работать будем, пусть же это золото станет нашим общим добром. Пусть им вся артель распоряжается!
Сказавши это, собрал Милош золото в особый ящичек и отнес его в обитую досками нишу, где горняки орудия свои и теплую одежду хранили.
— Пусть так и будет! — согласился Зых Кулимага, идя вслед за Милошем. — А если и мне суждено будет найти золото в нашей штольне, то высыплю его в этот ящичек, чтобы наше общее добро умножить.
— И я так сделаю! И я! И я! — послышалось вокруг.
Справедливым и умным признал это решение гном. «Если они так делают, — подумал он, — если сообща живут и друг друга поддерживают, то и я прибавлю кое-что в эту их копилку… Дам им побольше золота, ибо они заслуживают награды!»
С того дня всё чаще случалось горнякам находить драгоценные зернышки и песок. Но это были не только песчинки — то и дело земля дарила горнякам самородки чистого золота. Вечерами приходил Милош с товарищами к нише, и каждый высыпал в ящик свою дневную добычу золота… Потом двери в нишу толстым дубовым засовом замыкали, чтобы никто чужой туда проникнуть не мог.
Только гном, стороживший по ночам покой горняков, проникал в нишу одному ему известным способом — через щель — и, присвечивая себе крохотным каганцом, радовался блеску золота.