Штормовое предупреждение
Шрифт:
Он вспомнил, как спросил ее, почему – что ей не так, быть может, он мог бы это исправить, как-то изменить, что-то с этим поделать, ведь люди подстраиваются под других людей, это повсеместное явление… Дорис только покачала головой. Что не так? Он. Он весь не так, вот в чем дело. Он ей нравится, но не очень-очень нравится. Не настолько, чтобы с ним связываться. И он хорошо это понимал. Чертовски хорошо.
Вместе с тем же его грызло и неприятное чувство – осознание того, что даже укажи ему Дорис на конкретные моменты, которые ей были не по душе, это не исправило бы ситуации. Не к месту – или наоборот, чертовски к нему – припомнилась Марлин, ставшая жертвой тех шутников, которые меняют в магазинах пакетики с краской в наборах для шевелюры. Вместо привычной хны, которой она пользовалась для укрепления волос, в один чудесный момент она получила осветлитель, и неожиданно этот цвет оказался девушке к лицу. Как
Из задумчивости его вывел резкий звук – Рико бодро передернул затвор, проверяя состояние своего оружия, и, судя по всему, остался им удовлетворен. Ковальски сморгнул, разом вспомнил, где он и зачем тут находится, и торопливо вернулся к цифрам. Бухгалтерия сама себя не посчитает, хватит уже тыкаться носом в стены, ища пятый угол. Как будто он всего этого не передумал уже прежде, в поисках решения. Решения попросту не существует. Жизнь подбросила ему задачку про квадратуру круга, и ему оставалось только смириться с этим. Он, конечно, и раньше пробовал, и успехом это начинание не увенчалось, но разве он, ученый, не знает доподлинно, сколько порой попыток приходится совершить, чтобы добиться хотя бы средненького результата? Упорства ему не занимать. Стоит хотя бы попытаться. Еще один, сто тысячный раз.
====== Часть 6 ======
Поздним утром приехал Джулиан. В темных очках на пол-лица и не очень теплой, зато очень эффектной куртке, обшитой искусственным мехом, он остановился на пороге, бросив там же дорожную сумку, объявил, что король устал и что кто-то должен пойти, снять с крыши такси самую восхитительную в мире рождественскую ель, которую он, Джулиан, взял на себя труд доставить. Сообщил он это с таким апломбом, будто действительно всю дорогу тащил деревце на собственном горбу – каковое действо даже вообразить было бы сложно, не то что уж поверить в него. Марлин отнеслась к его фокусам без внимания: давно привыкла, как, вероятно, и все прочие присутствующие. Джулиан мог вести себя как угодно, однако вряд ли бы сделал что-то действительно мерзкое. Сумку его с порога со вздохом подобрал Прапор – добрая душа. Он же провел новоприбывшего, показывая отведенное ему спальное место, в то время как елочкой занимался Рико – пока насмерть перепуганный явлением этого дикаря таксист трясся на своем месте, отвязал ее от багажника на крыше, перехватил поудобнее и понес на плече, не обращая внимания на иголки.
Дом на нового своего гостя произвел впечатление, однако далеко не лестное. Джулиан, оглядевшись, первым делом поинтересовался, где караоке и стробоскоп, или как, черт возьми, они обираются развлекаться? С его появлением приготовления вообще заметно оживились: неугомонный и якобы уставший, он выяснил, где тут можно раздобыть елочные игрушки, на чердак заслал Прапора вместе с обеими Марлинскими кузинами, обрушил с антресолей моток лампочных гирлянд, намертво в них запутавшись, мигом занял Ковальски проверкой этого многометрового монстра на пригодность и пожарную безопасность и принялся командовать, как по фен-шую установить елку. Привычно-флегматичные комментарии Ковальски о том, что фен-шуй – это искусство украшения могил, он игнорировал с завидным легкомыслием, отзываясь, что они тут собственно собрались, чтобы похоронить старый год, так что все идет по плану. Игрушки были доставлены с чердака и спустя час приведены в приличное санитарное состояние. Пока Марлин протирала их, с ней случился приступ детской ностальгии: она узнала многие из давно позабытых безделушек, которые видела еще в детстве. Снежные шары, запыленные и кое-где с трещинами, деревянные лошадки, потерявшие кто ухо, кто бубенец, олени без одного рога, намертво заевшие щелкунчики и еще немало бесполезного барахла Марлин объявила семейным достоянием и с мечтательной улыбкой пообещала семь лет расстрела через повешение любому, кто покусится на эти сокровища. Лампочную гирлянду в итоге в четыре руки починили и распутали Ковальски и Блоухол: первый потому, что привык возиться с любой барахлящей техникой и делал это уже на автопилоте, а второй со скуки, чтобы было чем себя занять. Гирлянды хватило на то, чтобы по периметру обмотать гостинную два с половиной раза, и Марлин только догадывалась, где ее тетушка разжилась этой анакондой.
Украшение елки растянулось надолго – веселая, уютная возня, приятные хлопоты, делающие мир вокруг теплее и ярче. Теперь, когда изрядную часть гостиной занимало нарядное дерево, для которого немного
Интересно было наблюдать за тем, каким именно образом люди выбирают себе место за общим столом. Марлин казалось занимательным прикидывать, почему они остановились на том или другом, что ими руководило и как это понимать. Поэтому у нее не было никаких, даже смутных соображений о том, чтобы выселить Шкипера с занятой им с самого начала позиции: из которой он видел всю комнату, мог контролировать окно и входную дверь и, в случае чего, убраться из зоны обстрела… И он понимал, что она это понимает, поэтому когда к их компании присоединился Блоухол, Шкипер сам отправился двигать мебель – с тем расчетом, чтобы за общим столом могло быть припарковано кресло-коляска.
Сам Френсис слова «коляска» не любил, звал просто «креслом», и было, в общем, ясно, что он имеет в виду. Передвигался он самостоятельно, используя ручное управление для электромотора, но не был против, если сестра шла за ним, положив руки на спинку его кресла – более высокую, кстати, чем Марлин видела на таких приспособлениях обычно. Эту высокую спинку можно было опустить так, чтобы пациент полулежал, и это облегчало нагрузку на и без того слабый позвоночник.
Одним словом, свое козырное место прожженного параноика Шкипер не намеревался уступать старому врагу, даже исходя из соображений этики. Старый враг принял это спокойно – Марлин обратила внимание, что он вообще изо всех сил старается держаться с достоинством. Но получалось это у него от случая к случаю – живой нрав и выразительное лицо мешали ему в этой достойной цели. Так и теперь – окинув глазами произведенные Шкипером изменения, брат Дорис не удержал промелькнувшего-таки на лице выражения: поджал на мгновение губы и закатил глаза, будто всем своим видом в тот момент говоря: «Ну ясно-понятно…». Впрочем, поругаться еще разок им помешал Джулиан – отчасти потому, что в качестве объекта недовольства Шкипера он потеснил брата Дорис с почетного первого места, а отчасти потому, что так или иначе отвлекал внимание болтовней и оживленным поведением.
– Что у тебя в голове?.. – убито поинтересовался у него Шкипер, подперев подбородок кулаком и вперивая в Джулиана фирменный тяжелый взгляд. Пять минут назад он обреченно наблюдал, как король сцены и его старый недоброжелатель делятся десертом, выковыривая из пудинга любимые фрукты. – Мозг или что-то полегче?.. Тебе память отшибло? Ты не узнал Блоухола? Он тебя в заложники брал!
– Ну и что? – жизнерадостно пожал плечами Джулиан. – Это было сто лет назад, кого это волнует сегодня? Изобрази на своем лице что-то не такое кислое, ты портишь мне настроение… – и он отвернулся к кузинам, предпочитая слушать болтовню симпатичных девушек, а не ворчание Шкипера. Блоухол злорадно ухмыльнулся.
Оказавшись, наконец, в отведенной ему комнате, Джулиан первым делом поискал глазами зеркало. Нашел без труда – овальное, в деревянной раме, оно висело на стене, не думая скрываться. Напоминало оно вертикальное озеро, и, переступив оставленную Прапором с утра у порога сумку, Джулиан приблизился к его блестящей глади вплотную. В каждом новом месте, где ему доводилось оказывался, он всегда первым делом искал зеркало, или, если такового не имелось, любую отражающую поверхность. Это казалось очень важным: знать, как принимает его это место. Ему отчего-то казалось, все зеркала отображают людей по-разному. А он слишком хорошо знает, как важна внешность, чтобы пренебрегать этим.
Зеркало отразило его лицо – смуглый овал, и искусственно высветленные до платиновой бесцветности прядки волос падают на лоб. Шею обвивает несколько золотых цепочек, и на самой нижней покачивается кулон в форме африканского континента. Вещица досталась ему по чистой случайности на аукционе, и Джулиан не расставался с побрякушкой, быстро ставшей для него любимой. Он встряхнул свою пижонскую куртку, заставляя складки лечь картиннее, и одернул короткую, открывающую подтянутый живот майку, сочная зелень которой разительно контрастировала с блеклыми зимними красками окружения. Внезапно что-то вспомнив, он приподнял волосы на затылке, как будто прикидывая, пошел бы ему эдакий пышный хвост-пальма, повернулся одним боком, затем другим и, наконец, спиной, стараясь рассмотреть через плечо, как дела там. Видимо, результат показался ему скорее уморительным, нежели красивым, потому что Джулиан скорчил рожу. Оставил волосы в покое, упер руки в бока, пощупав их – кажется, все было в порядке, и там лишних килограммов он пока не нагулял.