Штрафники не кричали: За Сталина!
Шрифт:
Реабилитацию, как это требовали Положения о штрафных батальонах, ротах действующей армии, стремились провести в торжественной обстановке, хотя это удавалось и не всегда. Перед строем — для пущего воспитательного эффекта — объявлялся приказ войскам, представители штаба и политуправления фронта возвращали офицерам, восстановленным в правах, ордена и медали, а то и полевые погоны с прежними знаками различия. Реабилитированным вручали предписания убыть: одним — в свою прежнюю часть, другим — в отдельный полк резерва офицерского состава, третьим — в отдел кадров округа.
Война наконец завершилась. Что принесло это переменному составу, можно судить по одному из первых постановлений Военного совета 4-го Украинского фронта (аналогичные постановления принимались на всех фронтах). Командирам штрафных частей предписывалось на всех бойцов-переменников, осужденных военными трибуналами и искупивших вину в боях, а также не воевавших, но поведением заслуживших пересмотр приговоров, представить
108
ЦАМО РФ, ф. 244, оп. 3024, Д. 116, л. 270–270 об.
Ясное представление о механизме возвращения штрафников к обычной службе дает пример 8-го ОШБ, о котором на этих страницах шла речь неоднократно. 7 мая 1945 г. командующий 1-м Белорусским фронтом Маршал Советского Союза Г. К. Жуков издал приказ, в соответствии с которым все переменники батальона были восстановлены в воинских званиях и правах в качестве офицеров. Каждый из них получил предписание убыть в свою прежнюю часть. Вплоть до 20 июля 1945 г. в батальон продолжали прибывать те из проштрафившихся военнослужащих, кого конец войны застал на пути в ОШБ. Их из батальона тут же отчисляли, а сама часть была вскоре расформирована, о чем гласит последний приказ по 8-му отдельному штрафному батальону Группы советских оккупационных войск в Германии от 7 августа 1945 г. [109] .
109
Красная Звезда. 2006.17 июня.
По окончании войны аналогично решался вопрос с реабилитацией переменников и в штрафных ротах.
Курляндия. Уже сообщили, что Берлин взят. Взяли высотку, готовимся к атаке, саперы сделали проходы в минных полях перед нами. Напротив немецкие доты и четыре вкопанных в землю танка. До немцев метров триста. День «не обещал быть приятным». Смотрим: над немецкими траншеями шатаются белые флаги и исчезают. Все разочарованно вздыхают и матерятся. Вдруг белый флаг твердо возвысился над бруствером. На всякий случай артподготовку мы отменили. К нашим окопам никто не идет, видно, боятся получить в спину пулю от своих. Все смотрят на меня. В роте я один знал немецкий язык, и иногда приходилось допрашивать пленных. Боец, стоявший рядом, мне говорит: «Да если что, мы от них мокрое место оставим». И оставят… Такое подразделение… Только я не увижу того самого мокрого места. Встаю демонстративно на бруствер, снимаю пояс с пистолетом, кладу на землю автомат. Достаю носовой платок, цветом отдаленно напоминающий белый, и на негнущихся ногах иду в сторону противника по разминированной тропинке. Тишина. Фронт замер. Вдруг сзади шаги. Один из наших штрафников, молодой и здоровый парень, меня догнал. Пошли дальше вдвоем и добрались до немецкой обороны целыми. Спустились к немцам в траншею. А они митингуют, кричат, на нас кидаются. Половина из них со знаками войск СС. Да, попали… Мой солдат нервничает, пот с него градом катится, да и я тоже гранату в кармане «ласкаю»… Немцы говорят быстро, я от волнения слов не разберу. Привели к оберсту. А у меня ступор, кроме — «Сталин гут, Гитлер капут», не могу ничего внятно сказать. С трудом овладел собой и командным голосом заявляю: «Гарантируем жизнь, питание, сдаваться выходить колонной через проход в минном поле, следовать строем в наше расположение» и т. д. и т. п. Оберст только головой кивает, понял, что я еврей, до разговора со мной не унижается. Пошли назад, я все эти метры ждал выстрела в спину. Обошлось. Когда немцы шли сдаваться, бойцы кричали «Ура!» и обнимались. Все понимали, что война для нас кончилась и мы остались живы!!! Пленных немцев разоружили, «освободили» от часов и отправили дальше в тыл.
По случаю завершения войны весь личный состав нашей роты был амнистирован.
Закономерен вопрос, сказывалось ли пребывание человека в штрафной части на его дальнейшей судьбе?
Допустим, штрафник искупил вину кровью и вернулся в обычную войсковую часть. Влиял ли факт его пребывания в штрафных подразделениях на дальнейшую карьеру или награждения? Возвращали обычно с понижением в должности, а иногда и в звании. Немало бывших офицеров-штрафников в конце войны командовали батальонами и полками. Я таких двоих знал лично. В наградах за последующие боевые достижения, как правило, ограничивали. В штабных канцеляриях перестраховщиков хватало всегда.
Дело, разумеется, было не только в перестраховщиках и интриганах. Говоря отвлеченно, законодательство не предусматривало ущемления прав штрафников
110
Русский архив. Великая Отечественная. Приказы народного комиссара обороны СССР 1943–1945 гг. Т. 13 (2–3). С. 390–391.
Но среди прошедших штрафные части было немало ранее находившихся в плену или в окружении, проживавших на оккупированной территории, а людям, которым выпала такая участь, власть откровенно не доверяла. Нередкими были случаи, когда по окончании войны узника фашистского лагеря, к этому времени уже доказавшего преданность стране собственной кровью, в том числе в штрафной части, отправляли уже в советский лагерь. Да и у тех, кто избежал воронки ГУЛАГа, жизненный путь складывался сурово.
Я много раз после штрафбата пытался вернуться в авиацию. Ведь к тому времени я имел на своем счету 150 ночных боевых вылетов, был награжден орденом Красного Знамени. Но меня отправили в глубокий тыл, в запасной полк… Уже не говорю о том, что над штрафниками еще долго висел дамоклов меч и после их демобилизации.
Понятны чувства фронтовика. Едка, как полынь, горечь человека, беззаветно воевавшего за Отечество, но так и не ощутившего полного доверия государства. Он был сбит над территорией врага, ушел в партизаны, до самого соединения со своими не выпускал из рук оружия, после чего был обидно уравнен штрафбатом с каким-нибудь трусом или растратчиком, но честно отвоевал и там. Однако в глазах власти так и остался человеком второго сорта.
Надломленные сверхбдительностью «компетентных органов» судьбы И. И. Коржика, тысяч и тысяч его собратьев по несчастью — веское обвинение сталинскому режиму, нередко относившемуся к людям, как к щепкам при рубке леса, как к пыли на ветру. Но фронтовики, победители фашизма, не желали мириться с такой участью.
Моя судьба — это судьба многих офицеров, прошедших через штрафные батальоны, смывших свою вину кровью. И попытки очернить их сравнением с предателями, изменниками, облечь в образ уголовного отребья, по крайней мере, непорядочно и негуманно.
Здесь настолько все ясно, что любое добавление излишне.
Глава 6
И если не поймаешь в грудь свинец…
В нашем распоряжении, разумеется, нет каких-то универсальных весов, на чаши которых достаточно положить вклад в победу отдельного человека или огромного коллектива — и будет все ясно, кто и какой вклад внес в победу. Но если исходить из объективных критериев — количества штрафных частей и численности их личного состава, вооружения, боевых возможностей, то любому непредвзято настроенному человеку остается признать: утверждения, что без штрафников и война не была бы выиграна, не просто преувеличение, они явно идут против правды. Невольно возникает вопрос: если штрафники играли ключевую роль, то где же были и что делали на войне авиаторы, артиллеристы, танкисты, саперы, воины других родов войск?
Пусть досужие баталисты от пера не придают большого или даже исключительного значения штрафным подразделениям. Из-за своей малочисленности и слабой огневой мощи они использовались на локальных участках фронта, обеспечивая успех полкам, дивизиям, в оперативном подчинении которых состояли.
Попробуем, опираясь на документы и рассказы фронтовиков, определить, какие задачи были Штрафникам по плечу.
Бытует мнение, что штрафные части сыграли решающую роль в войне и они чуть ли не главные творцы Победы. Это заблуждение.
Да, штрафники воевали отчаянно. Но обстановка была такой, что и обычным частям было не легче. Армия может занимать по фронту, в зависимости от обстановки от нескольких километров до нескольких десятков километров. В последнем случае командование не станет перебрасывать на нужный участок штрафную роту. Передвижение этого, не совсем обычного подразделения вдоль линии фронта, в ближнем тылу чревато неприятностями. В штрафные роты не набирались «лучшие из лучших». Совсем даже наоборот… И в разведку боем будет назначен обычный стрелковый батальон, свежий, либо с соседнего участка, и очень редко тот, который занимает здесь оборону. Чистая психология — солдат приживается к своей траншее, к своему окопу, и ему труднее покинуть обжитое место и подняться в атаку. Это учитывается.