Штрафники не кричали: За Сталина!
Шрифт:
В составе отряда по вражеским тылам прорывался и хорошо известный нашим читателям А. В. Пыльцын.
Да если бы мы и попытались овладеть городом, тем более — удержать его, нам бы это не удалось. Ведь основные силы немцев не были разгромлены, а у нас ни артиллерии, ни бронетанковой техники, ни даже минометов не было! Наша минометная рота под командованием майора Пекура… действовала в этом рейде как стрелковая. А роты противотанковых ружей да взвода ранцевых огнеметов в этих условиях было явно недостаточно! Ведь и в самом Рогачеве, и вблизи него у немцев было сосредоточено большое количество войск и техники.
Вскоре поступила команда «действовать», как и было предусмотрено заранее — громить тылы, чем мы активно и занялись. Панику в стане врага нам удалось посеять большую. Батальон действовал и группами, и собираясь в один, довольно мощный кулак. Мелкие наши группы уничтожали технику противника. Захваченные орудия, предварительно перебив их прислугу, поворачивали в сторону заметных скоплений вражеских войск, складов и пр. Среди штрафников были артиллеристы, танкисты, даже летчики, поэтому произвести несколько выстрелов из орудий не составляло труда. Затем эти орудия и минометы взрывали или приводили в негодность другим способом. Поджигали захваченные продовольственные склады и склады боеприпасов, брали под контроль перекрестки дорог, уничтожали подходящие войсковые резервы противника и перерезали линии связи. Временно взятые в плен («временно», потому что
Вскоре было обнаружено движение в сторону Рогачева большой автоколонны немцев. Завязался бой… Надо сказать, что колонна нашего батальона была построена так, что и в ее голове, и в основном составе, и в хвосте следовали и пулеметчики, и подразделения противотанковых ружей (ПТР), и огнеметчики. Последние были вооружены малознакомыми нам «РОКСами» — ранцевыми огнеметами с жидкостью «КС» (почему-то теперь, через много лет, эту жидкость, самовоспламеняющуюся на воздухе, называют «коктейль Молотова», тогда мы и понятия не имели о таком названии).
Когда была замечена немецкая автоколонна, батальон замер, и, как только передние машины поравнялись с нашими замыкающими подразделениями, по фашистам был открыт шквальный огонь из всех видов имевшегося у нас оружия.
В хвосте нашей колонны находился взвод ПТР под командованием 19-летнего, но уже имевшего солидный боевой опыт и ранения старшего лейтенанта Петра Загуменникова, с которым я успел подружиться. Его бойцы сумели подбить два передних автомобиля, возглавлявших немецкую автоколонну. И вся эта немалая кавалькада машин оказалась запертой с обеих сторон на узкой дороге, ограниченной с обочин глубоким, рыхлым снегом, так как и замыкающие автоколонну машины тоже уже были подбиты бронебойщиками, находившимися в голове колонны батальона. Попав под плотный огонь, успевшие выпрыгнуть из кузовов автомашин фрицы в панике бросились в разные стороны.
Кто-то из них, обезумев, кинулся в нашу сторону, навстречу свинцовому вихрю пулеметчиков и автоматчиков батальона. Большая же часть немцев с криками «Рус партизан!» бросилась в противоположную сторону от дороги и была добита догонявшими их штрафниками.
Одного из немцев, ловко метавшегося от дерева к дереву, я никак не мог достать огнем из автомата, наверное, потому, что в запале стрелял «от живота», не целясь. И тогда, выхватив из кобуры свой наган, тщательно прицелился и с первого выстрела, на расстоянии около ста метров все-таки уложил его! Это был мой первый личный «трофей»…
Вместо запланированных двух-трех суток наш рейд продолжался целых пять.
Рассказ А. В. Пыльцына дополняет Г. А. Власенко:
«Возле Озерища прицельным залпом перебили немецкую охрану, которая гнала куда-то толпу местных женщин и подростков. Потом был встречный бой — столкнулись с немецкой колонной из 16 крытых большегрузных машин на гусеничном и трехосном ходу. Всю технику сожгли, в живых не оставили ни одного из солдат противника… Переправившись по замерзшему Днепру на правый берег, штрафбат вышел на шоссе Мадора — Щибрин. Двигаясь краем леса, дошли до полотна железной дороги, откуда — дальше через лес на деревню Близнецы, чтобы как можно быстрее захватить плацдарм на Друти.
За Близнецами батальон снова был атакован, разгорелся тяжелый бой по всему плацдарму. Но уже пошла в наступление 269-я стрелковая дивизия, и она фактически выручила штрафников ударом своей артиллерии и продвижением пехоты. Батальон понес тяжелые потери, вынужден был немного отступить в глубь леса, но плацдарм за собой сохранил» [115] .
115
Советская Белоруссия. 2005. 1 апреля.
Участник рейда к Рогачеву А. В. Пыльцын вспоминает и еще об одном случае удачных действий личного состава 8-го ОШБ. Накануне операции «Багратион» по освобождению Белоруссии остро требовался «язык». Несколько попыток разведроты дивизии захватить его оказались неудачными. Тогда задача добыть пленного была поставлена штрафному батальону. Вначале была идея командира 38-й дивизии генерала Г. М. Соловьева провести силами штрафников разведку боем. Однако командир батальона А. А. Осипов, избегая ненужных потерь, а также не желая заранее настораживать противника, предложил другое решение.
По замыслу комбата, наша 1-я рота и подразделения роты ПТР, которой тогда командовал капитан Василий Цигичко, на участке, где оборонялся мой взвод, должны были создать шумовую «видимость» (если можно так определить задуманное) строительства моста или переправы через реку… С этой целью на берег притащили несколько бревен… и малыми саперными лопатками стали по ним стучать, имитируя то ли обтесывание бревен, то ли их сколачивание. А на противоположном берегу в прибрежных кустах, прямо напротив этого места, организовали мощную засаду, хорошо замаскированную.
В первую ночь «улова» не было. Зато во вторую, выдавшуюся светлой, наши наблюдатели заметили группу немцев, ползком пробиравшихся по болотистому берегу к месту «строительства». Тихо, без шума, накрыла их наша засада. Закололи штык-ножами от СВТ (самозарядные винтовки Токарева) гитлеровцев, сопротивлявшихся и пытавшихся подать сигнал своим. А троих с кляпами во рту связанными доставили на этот берег, а потом, после беглого допроса, который провел мой писарь-переводчик Виноградов, отправили дальше — в штаб батальона.
Сразу три «языка», и один из них офицер! И пошел на 8 штрафников, участвовавших в засаде, материал на полную досрочную реабилитацию (и тоже без «искупления кровью») и на награждение, пусть не орденами, а только медалями.
Не меньшие солдатскую смекалку и находчивость при решении аналогичной задачи проявили подчиненные М. И. Сукнева. История, на наш взгляд, настолько интересная и поучительная, что для рассказа о ней не стоит экономить места.
Приближался январь 1944-го, решительного. Разведчики дивизии, корпуса, армии, наконец, не могли взять «языков», так нужных перед предстоящим наступлением наших войск. Тогда кто-то из штабных «умников» придумал понятие: «разведка боем» за «языком». Противник немедленно принял контрмеры. Выдвигает на ночь впереди своих заграждений посты пулеметчиков, по-над берегом. И только наша разведка ротой или даже двумя подберется к берегу, еще на льду, как от основной немецкой обороны поднимаются осветительные ракеты — и наши видны как на ладони. И их расстреливают в упор! Разведку боем называли разведкой жизнью…
Однажды последовал вызов всех комбатов корпуса к Артюшенко… [116] Скоро начнется общее наступление. Нужен «язык» во что бы то ни стало!
— Кто из батальонов возьмет «языка», комбату — орден Красного Знамени. Исполнителям — Красная Звезда!
…Разошлись. А впереди — 25 декабря (католическое и протестантское Рождество), в этот день, знаю, немцы не стреляют, пьют крепко, им разрешено. Наблюдатели тоже не удерживаются. Бдительность притуплена.
Одесские разбойнички высмотрели один засадный пулемет, что выдвигался немцами в начале ночи. Рассчитали точно: когда появятся пулеметчики, когда будут сменяться. Откуда бросают осветительные ракеты. Систему огня дотов и дзотов.
Пришли ко мне на КП, докладывают, да еще как! Не каждый командир так изложит диспозицию
— Товарищ комбат, засекли мы один их секрет. Но пойдем днем. Ночью подкараулят, ракета — и нам конец.
— Что вы, ребята, днем?! — удивляюсь я.
— Мы перебежим Волхов перед самым заходом солнца.
Что ж, 500 метров не так далеко для молодых глаз.
— Разрешите нам, шестерым с комроты Крестьяниновым, перейти Волхов до темноты! И из засады брать фрица!
Ребята настаивают: украдем фрица, и все тут!
Это что-то новое. Идти при закатном солнце, когда противник изволит ужинать, в Рождество приняв приличную дозу застольного. На то и расчет.
Но слева высится кирпичная труба электростанции высотой до пятидесяти метров. И там НП противника. Вся оборона сплошь утыкана огневыми, пулеметными точками, глядящими на Волхов из амбразур…
Я собрал свой штаб. Советуемся. Калачев, Лобанов, зам по строевой Кукин, командир роты Крестьянинов. Проскурина (уполномоченный особого отдела. — Ю. Р.) не было. Одесситы настаивают. Они идут на смерть, чтобы «заслужить доверие народа»!
Мы знали, что воры к немцам не убегут. Те им все равно воровать не дадут…
И мы согласились.
Шестеро разведчиков с командиром Крестьяниновым в маскхалатах, бросками, где по-пластунски, где юзом, где, согнувшись, бегом, миновали лед Волхова и успели залечь вокруг окопа — пулеметной засады немцев.
Темнота сгустилась. С той стороны — тишина. Немцы повесили по нескольку ракет. И вдруг слышим глуховатый взрыв гранаты Ф-1. Еще через несколько минут появились разведчики, неся на руках немецкого унтер-офицера, легко раненного в бедро.
Как рассказали одесситы, минута в минуту появился немецкий наряд, трое с пулеметом. И тут среди воров один, совсем неопытный, вытащил кольцо из гранаты — эфки. И держит. А рука-то устала. Куда бросать? Бросил в немца, идущего сзади, двоих убил. А старшего, пулеметчика, схватили. Пока волокли, немцы молчали. Уже притащили, и тут как грянет артиллерия. Всю оборону батальона накрыли, через каждые три-четыре метра ложится снаряд или мина. Они обнаружили, что с поста украден унтер-офицер, хотели уничтожить «языка» вместе с нами. У них унтер — это фигура была, не то что у нас старший сержант. Все шестеро воров в землянке легли на немца, лишь бы он живой остался. Ворам свобода нужна…
Обошлось. Мы на КП батальона. Вызываю по телефону дежурного по штабу дивизии. Требую Ольховского (командир дивизии. — Ю. Р.), который изволит отдыхать! Его подняли, и он у трубки.
— Товарищ Ноль-первый, приказ Артюшенко мы выполнили: взят «язык»!
— Какой «язык»? — не понял спросонья полковник.
— Взят немец, унтер-офицер, нашими!
— Давай, давай его сюда! Бегом! — обрадованно вскричал Петр Иванович, окончательно очнувшись от сна.
Погрузив «драгоценность» на сани, разведчики и Крестьянинов прямиком увезли «языка» в штаб дивизии. Ольховский лично вручил Крестьянинову орден Красного Знамени, остальным — Красной Звезды! Вот так штрафники! Вот так медвежатники! Утерли нос всей нашей армии и Волховскому фронту!
Нигде в исторической литературе этот случай не отмечен. Пишу о нем я первый.
116
Генерал-майор П. А. Артюшенко — в июле 1942 г. — августе 1943 г. начальник штаба 59-й армии, в дни описываемых событий командир 14-го стрелкового корпуса Волховского фронта.
Как видим, при умелом использовании штрафники были способны на серьезные боевые дела. Нередко они оказывались на острие главного удара, на их долю выпадал зачин крупных операций, хотя сами по себе они решали относительно локальную задачу.
В одном из таких батальонов, своей блестящей атакой положивших начало Ясско-Кишиневской операции, воевал мой товарищ Лазарь Белкин. В день атаки выдали им по 200 (!) граммов водки, привезенной на передовую прямо в бочках, дали по полпачки махорки и зачитали приказ: в пять часов утра, после залпа «катюш» батальон идет в атаку. В пять часов все приготовились. Тишина. В шесть часов — тишина. В семь утра сообщили: наступление отменяется. Разочарованные солдаты разбрелись по траншее. Через три часа новый приказ — наступление ровно в десять. И никаких «катюш»! В десять часов батальон в полной тишине поднялся в атаку. Без криков «Ура!» Но это был не простой батальон, а батальон штрафников. Захватили три ряда траншей. Немецкие шестиствольные минометы развернули в сторону противника и дали залп. Навстречу Лазарю бежал к пулемету немецкий офицер, лег за пулемет… В упор! И вот счастье — осечка. Ленту перекосило или еще что. Офицер кинулся бежать. Поздно. Граната Лазаря уже летела…
У противника создалось впечатление, что здесь наносится основной удар. Немцы стали поспешно подбрасывать технику и подкрепления. До позднего вечера батальон отбивал атаки, и к ночи остатки батальона вынуждены были вернуться на исходные позиции. Из почти тысячи человек в живых, на ногах, осталось сто тридцать. Большинство участников атаки были ранены, примерно треть — погибла.
В мае 1944 г. я прибыл в 38-ю армию и принял батальон. Мы сменили кавполк, очень потрепанный. По телефону получил задачу — взять высоту. В следующую ночь высоту взял, за что получил от командующего армией К. С. Москаленко орден Александра Невского.
Я прошел с батальоном всю Польшу, пол-Германии и Чехословакии. Была встреча с американцами. Могу твердо сказать: штрафников бросали на самые трудные участки.
В 1943-м готовилась большая операция по форсированию Вислы. Для проведения разведки боем было принято решение собрать усиленную роту в количестве двухсот человек, в том числе подключили и мой взвод. Штрафникам поставили задачу взять «языка». Саперы сняли мины, и после пятиминутной артподготовки мы пошли в бой. Страху, конечно, я натерпелся, но взял себя в руки и повел своих в атаку. Ворвались в окопы, давай бить немца, потом скрутили одного ефрейтора и, как планировали, назад. Когда немцы немного опомнились, начали нас «поливать» со всех сторон, окружать. Пришлось идти напролом. Из двухсот бойцов в живых тогда осталось около сорока человек, и то калеченых да раненых. Мне просто повезло, до сих пор вот думаю, как можно было из такой бойни выйти живым и невредимым. А потом началось общее наступление: моя штрафная рота участвовала в освобождении Варшавы, Берлина, на Эльбе мы встретились с американцами.
В рассказах фронтовиков содержится важный акцент: хотя правовое положение бойцов-переменников в штрафных батальонах и ротах было одинаковым, а вот боевые возможности этих двух разновидностей штрафных частей оказывались несравнимыми. Еще бы: ведь в штрафбатах воевали профессиональные военные, кадровые офицеры.
Вдумчивые, инициативные военачальники учитывали особые боевые возможности штрафных батальонов, которые вытекали из профессионализма кадровых офицеров, пополнявших штрафбаты. Пусть люди носили погоны рядовых, но боевой опыт, мастерство, высокая ответственность за порученное дело оставались-то с ними.
Автор книги «Штрафной удар, или Как офицерский штрафбат дошел до Берлина» А. В. Пыльцын приводит на этот счет массу примеров. Среди бойцов были артиллеристы, танкисты, даже летчики, поэтому управиться с оружием и техникой врага им особого труда не составляло. Так, в ходе рейда по немецким тылам на Рогачев захваченные орудия, предварительно перебив их прислугу, поворачивали в сторону заметных скоплений вражеских войск, складов. Вот у штрафников закончились боеприпасы к 82-мм минометам. Тогда отлично подготовленные минометчики воспользовались трофейными 81-мм минами, быстро изменив таблицу стрельб. В другом случае бывшие танкисты споро повели огонь из брошенного немцами самоходного орудия. А к воинскому мастерству добавлялись и твердость духа, и особое стремление реабилитироваться.