Штрих-кот
Шрифт:
– Ты будто пропустил все, что они рассказывали, – Макс нашел на столе ручку и уже успел обкусать весь колпачок – въевшаяся с детства привычка, которую никак не удавалось изжить.
Я скептически поднял уши и нахмурился. Больше всего мне хотелось немедленно оказаться в кабинете дяди рядом с «гремлинским» сундучком. И чтобы все-все хвалили гениального племянника и прочили ему карьеру почище профессорской.
– Гремлины – не главная беда. Они не виноваты, – сказал Максим, не выказывая желания поскорее отправиться на Базу.
– Совсем не виноваты! –
– Их подставили! – сжала кулаки Ника. – Кто-то собрал гремлинский молодняк, воспользовался древним знанием узелковых писем, которое применяют лишь в случаях крайней нужды, и натравил их на станцию!
– То есть, – подвел итог Макс, – даже если сейчас мы забираем этих ребят и увозим их на Базу, никто не поручится, что завтра сюда не пригонят новую партию нарушителей спокойствия.
– Это я слышал, – я медленно кивнул. Разговаривая с неразумными людьми, постоянно приходилось все разжевывать. Что умеешь ты говорить, что не умеешь, но результат получался один и тот же. – Но нам дали четкое задание: разобраться с гремлинами. Мы разобрались. Кто там стоит за ними – не наша забота. Пусть кому надо, те и разбираются.
– То есть, мы уедем, не почистив купол, подставим тех, кто организовывал нам прикрытие, и не проверим все версии? – мне показалось, что еще секунда – и Макс обвинит меня в чем-то суровом и страшном, вроде предательства Родины.
– Да ты трусишка! – хихикнула вдруг Варя.
– Яшка-бояшка! – Ника тоже улыбнулась. – А мы думали – Яшка-обаяшка.
Ах так? Я зашипел, выпустив когти, и от злости стукнул себя хвостом по боку. Раз, другой. Дурацкие люди. Как только дядя с ними уживается? Ведь это я поймал гремлинов, а потом придумал, как с ними сторговаться. И это я ловко поместил стрелятель в контейнер. И что же? Прошла минута – и все уже забыли об этом. Дразнятся, кричат, перебивают, не хотят признавать, что без меня ничего бы не получилось…
Я отвернулся. Предательски дрожал нос, и сильно чесались глаза. Должно быть, аллергия. На гремлинов.
– Он не боится, – Максим вздохнул. – Он следует инструкции. А приказы на то и приказы, чтобы их выполнять, даже если они кажутся глупыми.
– Инстру-у-укции, – противным голосом протянули Вареники. – Прика-а-азы.
– Формально он прав, – не сдавался Макс, вдруг решив выступить в роли третейского судьи. – Но и мы тоже правы. Придется решать…
– Кто правее?
– Нет. Нам придется решить, достаточно ли мы взрослые, чтобы принять ответственность на себя. Поступить не по инструкции, понимая, что в случае неудачи… да даже и в случае удачи мы можем попасть в неприятности. И не факт, что нас похвалят, если мы успешно разгадаем тайну… Ну что, будем голосовать?
– Не получится, – отозвался я из своего угла, хотя и продолжал дуться, несмотря на серьезную речь командира, в которой тот не испугался назвать меня правым. – Нас четверо, значит, может и ничья случиться. Вареники вон наверняка будут за одно и то же голосовать.
– Тогда бери себе два голоса, – Максим пошел ва-банк.
– И возьму. Я за то, чтобы уехать на Базу. В крайнем случае, можно просто заглянуть туда, выпить молочка, захватить новые гаджеты и вернуться сюда. Может быть, и с подкреплением, если все так плохо.
– Я против возвращения на Базу. Мы только что узнали, что здесь противник посерьезнее гремлинов. Кто знает, что они предпримут, пока нас здесь не будет?
«И кроме того, – хмуро добавил Максим мысленно, – есть шанс оставить служебный рапорт, в котором я буду не только нелепо падать, бить лабораторную посуду и проигрывать гремлинам. Запоминается последнее, поэтому лучше рискнуть, иначе я так и останусь в проигрыше».
Сестры переглянулись.
«Погадаем?» – мысленно спросила Ника.
«Я пробовала, – подняла брови Варя. – Вероятности с Базой не работают. Какой-то сбой. Придется самим решать».
«Это странно. И сложно…»
– Эй, что там с вами? – Макс нахмурился.
– Это серьезное решение. Можно, мы скажем вечером?
– Вам с Яшкой все равно еще стенку чистить для конспирации. А мы пока поразмышляем.
– А я уж было подумал, – укоризненно сказал Макс, выплевывая маленькие пластмассовые ошметки: колпачок ручки был безвозвратно уничтожен, – что вы составите нам компанию, но у вас, разумеется, оказались дела поважней…
Очень трудно брать на себя лишний вес. Особенно когда есть зрители. У Макса в детстве была любимая сказка Бажова про двух мальчишек, которым голубая змейка пообещала подарить столько золота, сколько они с собой унести смогут. А если не по силам возьмут и на землю уронят – золото в тот же миг угольной пылью обратится. Перечитывая отрывок про то, как у героев не получалось удержать слитки в руках, Макс каждый раз злился и верил, что уж ему хватило бы ума не позариться на слишком большую глыбу. Или хватило бы силы, чего уж проще. Но в жизни вера в себя иногда оказывалась слишком радужной, а та же штанга в спортивном зале слишком тяжелой – до синяков на груди, вывернутых запястий и тренерского недовольства. Но терпение и труд, как известно, все перетрут. Только иногда бывает больно. Макс разглядывал в зеркале поцарапанное лицо и слегка свернутый набок после встречи с гремлинами нос и чуть-чуть переживал за команду.
Очень трудно брать на себя лишнюю обиду. Я чувствовал, как противное кислое чувство то пузырится в груди, то лезет наружу через уши, то тянет за язык – брякнуть какую-нибудь глупость. Я простил людей: их можно понять, возвращение с победой казалось таким близким – и раз, какие-то новые сложности. Тут поневоле из себя выйдешь и уже не до деликатностей. Я уговаривал себя, что не мне стоит обижаться, а ребятам, – у меня-то есть, чем гордиться, а они еще не успели себя показать, вот и не хотят возвращаться… И все равно дулся, хоть ты тресни.