Штурман дальнего плавания
Шрифт:
Меня бросило в жар: одиннадцатой по списку стояла фамилия Хохлун. Ну да! Сомнения быть не может. Хохлун Борис Алексеевич. Фамилия редкая. Борька Хохлун, матрос первого класса, с которым я плавал два года тому назад. Развязный, хулиганистый парень. Он подменял Журенка, когда тот ходил в отпуск. Хуже, чем эта встреча, трудно было придумать. Хохлун остер на язык и большой насмешник. Как же быть?
Долго я раздумывал, что ему сказать, когда мы встретимся, но ничего не придумал. Однако мне было ясно: предстоит серьезное испытание.
С Хохлуном мы встретились
— Здорово, Гошка! Услышал твою фамилию и решил посмотреть, ты ли это? — Он развалился на диване.
Я растерялся и сказал совсем не то, что хотел:
— Здорово, Борька! Ну, как здесь плавается?
— Плавается хорошо. Ребята что надо. «Старик» мировой. А вот старпом — дракон. Все жилы вытянет. — И он принялся рассказывать мне о том, как притесняет людей старпом и как заставляет работать.
Я почти не слушал Бориса. Все мои мысли были направлены на другое. Как же объяснить Хохлуну наши новые взаимоотношения?
— Ну, ладно, Гошка. Мне надо идти, а то боцман хватится. Вечерком зайду. Может, сойдем на берег? — поднялся с дивана Хохлун.
— Погоди-ка, Борис, — напряженным голосом остановил я его. — Ты не обижайся, но я тебе вот что хочу сказать. Я приехал сюда третьим помощником. Неудобно, если ты будешь звать меня Гошка, а я тебя — Борька. Поэтому очень прошу: в служебное время зови меня по имени и отчеству или по фамилии, как тебе нравится. Конечно, если пойдем на берег вместе, то все останется по-старому.
Хохлун сжал губы, сощурил глаза и с насмешкой проговорил:
— «Господином офицером» стали, товарищ Микешин? Я вообще с вами не хочу больше дела иметь, а то, пожалуй, и взыскание от вас получу, товарищ третий помощник.
— Ну, в общем, пусть будет так, как я сказал. А дела можешь не иметь, раз не понимаешь таких простых вещей.
— Ладно. Все ясно, товарищ Микешин, — сказал Хохлун, выходя из каюты и демонстративно хлопая дверью.
Кажется, Борис станет моим врагом. С ним придется трудно, но все же я был доволен собой. Победа осталась на моей стороне.
Жарко. В небе ни облачка. Абсолютный штиль. «Кола» уходит в рейс. Трюмы закрыты. Стрелы опущены. На палубе с шумом бьет сильная струя из шланга, слышатся веселые крики, смех и шутки. Это боцман приводит «Колу» в порядок после, угольной погрузки. Матросы, в одних трусиках, с удовольствием подставляют свои тела освежающей струе воды и трут щетками надстройку.
На мостике капитан, рулевой и я. Стою у машинного телеграфа. Впервые буду давать ход. Волнуюсь. Только бы не перепутать, не дать вместо заднего передний или вместо малого — полный. Сколько рассказов слышал я о том, как помощники путали ходы! Я смотрю на красные и черные буквы и шепчу: «Лангазм — малый. Фоль — полный. Форвертс — вперед». На телеграфе все слова написаны по-немецки.
Только бы не перепутать!
Михаил Константинович, обтирая лоб платком, прохаживается по мостику. Рулевой застыл у штурвала.
— Ну что, все готово? — кричит капитан Ивану Александровичу, стоящему на баке.
—
— Тогда давайте по местам!
— По местам! — несется команда.
Матросы разбегаются на нос и корму.
— Отдавайте все кормовые! — командует капитан на корму, а рулевому: — Лево немного!
С кормы кричат:
— Чисто!
— Отдать носовые!
Я вижу, как на палубу быстро ползут стальные швартовы. Вдруг слышу:
— Малый вперед!
Это мне. Я передвигаю ручку телеграфа со «стоп» на «малый вперед» и замираю.
Жду ответа из машины. Секунды кажутся часами. Дзинь, дзинь. Ответная стрелка делает несколько движений вперед-назад и останавливается. На секторе — «Лангзам форвертс». Все в порядке. Первый ход дал правильно.
— Стоп машина! — слышу я голос Михаила Константиновича и снова перевожу ручку телеграфа. Дзинь, дзинь…
— Малый ход!
«Кола» медленно выходит из порта. На мостик поднимается второй помощник. Его вахта.
— Можете быть свободным, Игорь Петрович, — говорит капитан.
Я сбегаю с мостика вниз. Моя вахта с восьми вечера. Ложусь, но уснуть не могу. Через шесть часов я взойду на мостик вахтенным помощником. Вскакиваю с дивана и лихорадочно начинаю листать учебник «Навигации». Мне кажется, что я все забыл. Просматриваю свои записи, ученические конспекты, толстую записную книжку, в которую занесены все необходимые формулы. Нет, как будто бы все в голове. Проверим! Закрываю глаза и вслух говорю формулу: «Истинный пеленг равняется компасному пеленгу плюс общая поправка». Смотрю в книгу. Правильно.
«Нет, я хорошо подготовлен и не должен беспокоиться. Нужно быть очень внимательным», — успокаиваю себя. Но волнение не проходит.
Без десяти минут восемь я поднялся на мостик. Начинало смеркаться.
Ровно в восемь часов на баке пробили склянки, и, вахтенный, Иван Александрович, пригласил меня в рубку.
— Вот восьмичасовая точка, Игорь Петрович. Идем курсом двести шестьдесят градусов, общая поправка компаса плюс пять градусов, — показал он мне местоположение судна на карте. — Увидите маяки — определяйтесь. Если окажетесь в стороне от курса, доложите капитану. Все ясно? Ну, счастливой вахты!.. — Затихли шаги старшего помощника, и я остался один.
Первая самостоятельная вахта! Кто из моряков не помнит своей первой вахты! Несуществующие опасности везде подстерегают тебя. Кажется, что встречные суда идут слишком близко, и если ты должен уступить им дорогу, то начинаешь делать это чуть ли не за час до сближения. Вместо маяков ты пеленгуешь огни рыбачьих судов и удивляешься, что у тебя ничего не выходит. Бесконечное количество раз сверяешь курсы на главном и путевом компасах. А когда показывается настоящий маяк, то через каждые пять минут бегаешь на главный мостик и берешь пеленги. Добежав до рубки, забываешь их и снова бросаешься на главный мостик. Точки на карте располагаются то справа, то слева, то позади, то впереди курса. Ты нервничаешь, проверяешь вычисления и выясняешь, что забыл прибавить к компасному пеленгу общую поправку…