Шуаны, или Бретань в 1799 году

де Бальзак Оноре

Ненависть плохо рассчитывает. Г-жа дю Га не заметила, что никто не слушает ее, когда она с торжеством закричала:

— Вот видите, разве я оклеветала эту ужасную девку?!

— Положим, ничего ужасного я не заметил, — вполголоса сказал толстый гость, виновник катастрофы. — Мне, например, даже очень нравятся такие ужасы.

— Смотрите, — продолжала жестокая предводительница вандейцев, — вот приказ, подписанный Лапласом и скрепленный подписью Дюбуа. — При этих именах некоторые из гостей подняли голову. — А вот что в нем написано, — сказала г-жа дю Га: — «Граждане военные командиры всех чинов, правители округов, прокуроры-синдики и прочие власти в мятежных департаментах,

особливо в тех местностях, где появится бывший маркиз де Монторан, главарь разбойников, по прозвищу Молодец, обязаны оказывать помощь и содействие гражданке Мари де Верней во всем, что от них зависит, и выполнять ее распоряжения, кои, в случае надобности, она будет давать им, и так далее...» Публичная девка осмелилась присвоить себе прославленное имя, чтобы опозорить его такой мерзостью! — добавила г-жа дю Га.

Ропот изумления пробежал среди гостей.

— Игра не равная, если Республика посылает против нас таких хорошеньких женщин, — весело заметил барон дю Геник.

— В особенности девиц, которым нечего терять в этой игре, — подхватила г-жа дю Га.

— Нечего? — переспросил шевалье дю Висар. — Помилуйте, мадмуазель обладает сокровищами, которые, вероятно, приносят ей изрядный доход.

— Республика, видно, любит позабавиться: в качестве послов она направляет к нам веселых девиц, — воскликнул аббат Гюден.

— Но, к несчастью, мадмуазель ищет удовольствий, которые убивают, — снова заговорила г-жа дю Га, и ликующее выражение ее лица указывало на смысл этой шутки.

— Как же тогда вы еще живы, сударыня? — сказала Мари и выпрямилась, приведя в порядок свой туалет.

Эта жестокая насмешка внушила преследователям некоторое уважение к столь гордой жертве и заставила их умолкнуть. Г-жа дю Га увидела, что на губах гостей мелькнула ироническая улыбка, это привело ее в бешенство, и, не замечая маркиза, вошедшего с капитаном в столовую, она крикнула, указывая рукой на мадмуазель де Верней:

— Хватай-Каравай, убери ее отсюда, — это моя доля добычи, я отдаю ее тебе, делай с ней все, что захочешь!

От этих слов «все, что захочешь», слушатели содрогнулись, ибо позади маркиза показались уродливые лица Хватай-Каравая и Крадись-по-Земле, и пытка предстала во всем своем ужасе.

Франсина, всплеснув руками, обмерла, словно пораженная громом, и слезы наполнили ее глаза. В минуту опасности мадмуазель де Верней вновь обрела самообладание; она бросила на гостей презрительный взгляд, вырвала из рук г-жи дю Га письмо и, высоко подняв голову, сверкая сухими, горящими глазами, бросилась к двери, где Мерль оставил свою шпагу. У порога она столкнулась с маркизом, холодным и неподвижным, как статуя. Ни малейшего сострадания не могла она прочесть на его лице, в его застывших чертах была лишь суровая решимость. Мари была поражена в самое сердце, и жизнь опостылела ей. Человек, так горячо уверявший ее в своей любви, несомненно слышал, как насмехались над нею, и остался холодным свидетелем ее позора, когда у всех на глазах обнажили сокровища красоты, которые женщина таит для любви. Может быть, она простила бы Монторану чувство презрения, но возненавидела его за то, что он видел ее унижение. Она бросила на него дикий, злобный взгляд, и в сердце у нее закипела лютая жажда мести. Но ее душило сознание своего бессилия: у нее за плечами уже стояла смерть. В голове ее поднялся вихрь безумия, кровь закипела, и мир, казалось ей, объят был огнем пожара. Внезапно изменив решение покончить с собою, она кинулась на маркиза и вонзила шпагу по самую рукоятку, но клинок скользнул между рукой и боком; маркиз схватил

Мари за руку и увлек ее из комнаты с помощью Хватай-Каравая, который бросился на эту разъяренную женщину, когда она пыталась убить Монторана. При этом зрелище Франсина пронзительно закричала.

— Пьер! Пьер! Пьер! — жалобно звала она, следуя по пятам за своей хозяйкой.

Покинув ошеломленных гостей, маркиз вышел из столовой и притворил за собою дверь. До самого крыльца он судорожно сжимал руку Мари, а корявые пальцы Хватай-Каравая чуть не переломили ей плечо, но она чувствовала лишь пылающую руку молодого вождя. Она холодно посмотрела на него.

— Сударь, мне больно.

Маркиз не ответил, только пристально посмотрел на свою возлюбленную.

— Скажите, за что вы хотите отомстить так же низко, как отомстила мне эта женщина? — спросила она.

Вдруг она увидела мертвые тела, распростертые на соломе, и, задрожав, крикнула:

— Честное слово дворянина!.. — и захохотала диким смехом. — Прекрасный день!

— Да, прекрасный, — повторил он, — день без грядущего утра.

Он выпустил руку мадмуазель де Верней и посмотрел долгим взглядом на это восхитительное создание, от которого почти не в силах был отказаться. Ни одна из этих гордых душ не хотела покориться. Быть может, маркиз ждал хотя бы одной слезы, но глаза у девушки по-прежнему горели сухим блеском. Он быстро отвернулся, предоставив Хватай-Караваю его жертву.

— Бог услышит меня, маркиз, он и вам пошлет прекрасный день без грядущего утра.

Хватай-Каравай, смущенный такой великолепной добычей, повлек за собою мадмуазель де Верней с осторожностью, а взгляд его выражал иронию и некоторую почтительность. Вздохнув, маркиз вернулся к гостям; он был похож на мертвеца, которому не закрыли глаза.

Появление капитана Мерля казалось гостям необъяснимым, все недоуменно смотрели на него и обменивались вопрошающими взглядами. Мерль заметил удивление шуанов и, верный самому себе, сказал с печальной усмешкой:

— Не думаю, господа, что вы откажете в стакане вина человеку перед последним его походом.

Вандейцев успокоила эта шутка, брошенная с чисто французской беспечностью, но в эту минуту вошел Монторан, бледный, с остановившимся взглядом, от которого все похолодели.

— Ну, господа, — сказал капитан, — посмотрите, как мертвый развеселит живых.

— Ах, вы здесь, дорогой мой военный прокурор! — сказал маркиз, словно очнувшись от сна, и протянул капитану бутылку гравского вина, желая наполнить его стакан.

— О нет, благодарю, гражданин маркиз. Я, пожалуй, могу захмелеть.

Услышав эту шутку, г-жа дю Га улыбнулась гостям.

— Ну что ж, — сказала она, — избавим его от нашего десерта.

— Вы очень жестоко мстите, сударыня, — ответил капитан. — Вы позабыли о моем убитом друге. Он ждет меня, а я никогда не опаздываю на свидания.

— Капитан, — сказал тогда маркиз, бросив ему свою перчатку. — Вы свободны. Вот вам пропуск. Королевские егеря знают, что не следует истреблять всю дичь.

— Хорошо! Принимаю жизнь, — ответил Мерль. — Но как бы вам не раскаяться: ручаюсь, что я сам поведу охоту на вас и не дам вам пощады. Вы, может быть, очень умны, но вы не стоите Жерара, и хоть ваша голова — недостаточная плата за его жизнь, вы лишитесь головы.

— Он слишком поторопился, — возразил маркиз.

— Прощайте! Я мог бы чокнуться с моими палачами, но не останусь с убийцами моего друга, — сказал капитан Мерль и вышел, повергнув всех в изумление.

— Ну, господа, что вы скажете о мещанских старшинах, врачах и адвокатах, которые управляют Республикой? — холодно спросил Молодец.