Шура. Париж 1924 – 1926
Шрифт:
Разлука на этот раз обещала быть еще более горькой и долгой. Едва теплящаяся надежда подсказывала им, что даже если семья когда-нибудь встретится вновь, то это случится нескоро.
Тепло попрощавшись с Верженскими, Константин и Валентина направились к железнодорожному вокзалу. Вокзал кишел людьми, все кричали и толкались, пытаясь сбежать к лучшей жизни. Как только прибыл первый поезд до Новороссийска, молодая пара еле пробилась к вагону и заняла места. Когда многодневный путь подошел к концу, поезд Богаевского все еще находился в Новороссийске, а сам атаман уже перебрался в Крым и переправил всю свою семью в Стамбул. Он должен был вернуться в любую минуту. Похоже, Белая армия терпела
Валентина внезапно осознала, что устала от воспоминаний, хранившихся в шкатулке. Она настолько погрузилась в прошлое, что не услышала тихих шагов босых ног в коридоре.
Это Александр Александрович Таскин, уже давно заметивший ее отсутствие, отправился на поиски супруги.
Она посмотрела на старую фотографию: там, перед огромной церковью, в которой поженились Валентина и Константин, выстроились офицеры. Она осторожно касалась указательным пальцем каждого лица, напрягая память, чтобы вспомнить имена. Многих из них, друзей ее младшего брата Вовы и Константина, она тогда увидела в первый раз. В первый и последний… Она хранила о Константине только самые теплые воспоминания. Он уезжал от нее в открытом грузовом вагоне, сидя на груде вещей, словно верхом на лошади, улыбаясь и маша рукой своей жене. Поезд, набитый военными, направлялся в Каховку, которая в те годы была последней линией огня в противостоянии с большевиками…
Валентина вновь вспомнила их прощание, когда они с мужем долго махали друг другу, пока поезд не исчез за горизонтом. Хотела бы она, чтобы память застыла на этом месте и не двигалась дальше. Хотелось бы, чтобы то прощание так и осталось незавершенным, неопределенным. Чтобы дядя Богаевский в их последней беседе говорил более определенно… Возможно, он передал ей все, что знал…
Но Валентина не хотела мириться с реальностью. Потому что несколько друзей Константина, переживших засаду, уверяли, что его только ранили и забрали в плен. Возможно, он сбежал и теперь где-то скрывается. Возможно, он еще вернется к ней… А если и вернется, то как она объяснит ему свой второй брак? Если они снова встретятся, найдет ли она в себе силы бросить Александра и вернуться к своему Косте? От этой мысли ее сердце забилось как сумасшедшее. Тот юноша, которого она полюбила, всегда был единственным мужчиной в ее жизни. Их разлучил поезд, уходивший на фронт… Ах, Костя! Если бы он вернулся, захотел бы вновь увидеть свою жену?..
Валентина захлопнула крышку шкатулки и смахнула со щек слезы. Ей показалось, будто бы часть ее души навеки осталась там.
Александр, сонно повернувшись, приобнял ее и поцеловал плечо супруги.
Глава пятая. Екатерина Николаевна
Тем же вечером, Петроград
Зима пушистым одеялом укутала легендарный город, двести лет носивший гордое звание столицы государства. Петербург, облаченный в белое, встречал новый день. Грузное, темное небо, снег и серые облака – теперь солнца здесь не будет до весны. Холодная дымка поднималась с поверхности Невы, которая причудливыми линиями пересекала весь город, и дымка та сливалась с мрачным небом, почти касавшимся земли, и окружала собой мосты, улицы, здания, людей, пропитывая округу тоской и будто бы поглощая любой цвет.
С августа 1914 года, когда Санкт-Петербург был переименован в Петроград, город, казалось бы, проливал слезы по самому себе. Впрочем, это касалось
Большевики, верша революцию, не гнушались кровопролития. Царь Николай II и его семья, первые лица огромной империи, были одними из тех жертв, чья гибель лучше всего демонстрировала жесткую цель нового режима. Всего через несколько недель после их расстрела в одной из газет, которую выпускали красные, появилось следующее объявление:
Мы безжалостно уничтожим всех, кто окажет нам сопротивление. Пусть буржуазия утонет в собственной крови – такова наша месть за выстрелы в Ленина и Урицкого.
Выступая на заседании партии в сентябре 1918 года, Григорий Зиновьев четко обозначил позицию новой власти:
Мы должны увлечь за собой девяносто миллионов из ста, населяющих Советскую Россию. С остальными нельзя говорить – их надо уничтожать.
Однако после того как большевики окончательно прибрали власть к рукам, убийства и преследования не прекратились, скорее наоборот – участились.
Лишив буржуазию и аристократов их богатств и титулов, Ленин представил коммунизм как систему равенства, свободы и счастья для народа, таким образом став символом для рабочего класса. Несмотря на это, все теперь жили в страхе и боялись друг друга. Не обязательно было быть врагом, чтобы попасть под горячую руку. Даже самые близкие друзья и родственники нередко писали доносы на членов своей семьи, лишь бы выслужиться перед системой.
Наряду с этим Ленин также продемонстрировал первый крупный пример жестокости самого коммунизма.
Помимо той части населения, что вынужденно подчинялась новому режиму, разочарование вскоре настигло и тех, кто считал эту систему эталоном всеобщего равенства и свободы. В местах, освобожденных от аристократов и буржуазии, расположились руководители Коммунистической партии и представители ВЧК – беспощадные, бесчувственные и амбициозные люди с неограниченными возможностями.
Многие просветители и интеллектуалы сравнивали новый режим с прежним, утверждая, что между коммунистами и царской властью нет никакой разницы.
Даже те, кто полагал, что царская эпоха была не чем иным, как тиранией и жестоким угнетением народа, и выступал на стороне коммунизма, спустя несколько лет начинали сомневаться в правильности своего решения. Радикалы, прежде утверждавшие, что кровопролитие необходимо для революции и неизбежно в ее процессе, разочаровывались в безжалостном деспотизме большевиков, которые никак не могли остановиться и жаждали все большей власти. Все те, кто прозрел, осознавали одно – царская Россия, впрочем, как и сама революция, сильно отличались от того образа, который создали большевики.
В царской России монархический строй означал то, что за царем всегда было последнее слово. Лишь небольшая группа людей имела влияние на политическую жизнь страны, а основу страны составляли крестьяне и рабочий класс. И стоило помнить о том, что во времена правления Николая II уже существовали профсоюзы, были провозглашены свобода прессы, мысли, собрания, и люди имели право на частную собственность.
Даже в самый критический для России момент, когда она воевала с немцами на одном фронте и с революционерами – на другом, газеты, публиковавшие карикатуры на царицу Александру и Распутина, не были закрыты.