Шут для птичьего двора
Шрифт:
— Разве я сказала, что согласна? К тому же, ты прекрасно знаешь его завещание. Наследником станет тот, кто женится первым и подарит барону внуков. Ты свой шанс уже упустил.
— Я так не думаю. Я старший его сын. Я женюсь на тебе. А Эрегард подождет своей очереди.
— Ты глуп, Иннегард. Глуп и самоуверен. Я тебя не люблю. Уже не люблю. И даже силой ты не заставишь меня стать твоей женой. К тому же, как бы ты ни поступил, ты уже не сможешь оспорить право брата на наследство.
— Что ты хочешь
— Я жду от него ребенка. И об этом знают твой отец и баронесса. Ты остался ни с чем.
Наступило долгое, тягостное молчание. Астид, затаившись, чувствовал нарастающее напряжение в соседней комнате. Наконец оно разрядилось негромким голосом мужчины. В нем слышалась горечь и сдерживаемая ярость.
— Ты хуже любой охотной бабы, дражайшая бывшая невеста. Хуже самой последней из них.
— Тебе виднее. Ты же не пропустил ни одной из них. Ни одной!
— Кроме тебя. Потому что берег твою честь! Честь своей невесты! А ты утратила её в постели моего брата!
— Мою честь?! А не ты лишил меня её еще до того, как я потеряла девственность? Ты ославил меня на весь Маверранум! Надо мной смеются даже кухарки, передавая друг другу дрянные сплетни, и судача о том, насколько плоха невеста, от которой жених сбежал дважды! Твой брат принял на себя позор, которым ты меня одарил! Не смей упрекать меня! Шут! Шут и подлец! Ненавижу тебя!
Раздался хлопок двери, и в соседней комнатушке наступила тишина. Астид осторожно заглянул через дыру в соседнюю комнату. К расположенной в поле видимости кровати подошел мужчина, и, не снимая плаща, сел на её край. Сгорбившись и уронив голову на ладони, он сидел так до тех пор, пока в комнату кто-то не вошел.
— Она ушла? — тихо спросил мужчина.
— Да, — ответил женский голос. — Вам что-нибудь нужно, господин?
— Нет, Мигрис. Я ничего не хочу. Разве что выпить.
— Принести вам вина?
— Не нужно. Я спущусь вниз. Это тебе. Спасибо.
Он положил на кровать несколько монет и поднялся. Астид тоже вскочил, направившись к двери.
— Эй! — окликнула его Мэйв. — И это все?
— В другой раз, — подмигнул Астид, кинув рядом с ней обещанный «орлик». — Но, если хочешь, могу угостить.
Мэйв с готовностью соскочила с кровати. Астид приоткрыл дверь, подождал, пока незнакомец из соседней комнаты спустится в зал, и отправился туда же в обнимку с довольной девицей.
— Слушай, а ты ему морду бить будешь? — щебетала она, усаживаясь рядом с Астидом, и подзывая разносчицу. — Теа! Теа, принеси господину вина!
— Вряд ли, — усмехнулся Астид, вольготно раскидываясь на скамье, и устраиваясь так, чтобы видеть фигуру отвергнутого жениха. Тот, так и не сняв плаща, расположился неподалеку от бордельной стражи, в сумрачном уголке. Перед ним уже стояла кружка, а заботливая Мигрис,
— Что, совсем-совсем? — несколько разочарованно протянула Мэйв.
— Совсем-совсем, — передразнил её Астид. — Он свое уже получил. Получил такую пощечину, которая больнее любой раны, нанесенной в бою. Налей-ка мне.
Мэйв задумчиво наполнила его кружку.
— Странные вы, благородные господа. Чудные. Из-за глупой мелочи убить можете, а большие провинности с рук спускаете.
Астид, прищурившись, глянул на девушку.
— Я не благородного рода. И не прощаю ни малой, ни большой вины. Просто сейчас это не мое дело.
Кабацкий гул перекрыл громкий хохот веселящейся неподалеку компании. Размахивая руками, сметая миски и кружки, на стол взобрался изрядно уже набравшийся гость. Кто-то снизу подал ему лютню. Поставив одну ногу на перевернутый вверх дном кувшин, он изрек:
— Для увеселения уважаемой публики! По многочисленным просьбам друзей, которым я не в силах отказать! Наилюбимейшая в этом благословенном краю баллада о наиславнейшем и наисильнейшем его хозяине! Ита-ак, баллада про…
— Копьё! — заорали и загрохотали ногами о пол поклонники песельника.
— Баллада про копьё! — тряхнул вихрастой головой бард и ударил по струнам.
У барона Хонгескъё
Было длинное копьё.
Тыкал он своим копьем
Утром, вечером и днем!
О-ой-ё, о-ой-ё,
Было длинное копье! — заполошенно заорали подвыпившие посетители. Песня им явно пришлась по нраву. А зловредный певец тем временем под хихиканье девиц продолжил.
У барона Фаннегарда
Был кинжал совсем без гарды.
И по саму рукоять
Он любил его вставлять.
И опя-ать, и опя-ать
Он любил его вставля-ать!
От великого испуга
Померла его супруга,
Лишь несчастный Хонгескъё
Показал свое копье.
О-ой-ё, о-ой-ё,
Показал он ей копьё-о-о! — волчьим воем тянули подпевалы.
Трактир содрогался от хохота. Астид и сам усмехнулся, поняв, о каком «оружии» идет речь.
А супружница вторая
Говорила, помирая:
«Ты бы, милый муженек,
Свой кинжал чуть-чуть усек!»
Эх, ёк-макарёк,
Очень пылкий муженек!
И у третьей, у эльфийки
Ножны были невелики.
Потерпела-потерпела,
Да и тоже околела!
Было дело, было дело-о,
Три супруги околело-о! — надрывали глотки любители скабрезных песенок, чуть не валясь под столы от смеха и хмеля.
А несчастный Хонгескъё
Заточил свое копье,
Да в четвертый раз женился,
И в счастливца превратился!
Любит дама Хонгескъё
Фаннегардово копье!
Народилась из копья