Шут и трубадур
Шрифт:
И Юджин действительно задрожал — а потом и затрясся, потому что во главе отряда на лучшей лошади из конюшни его отца ехал сам Роберт Лев, граф Эйлинбургский, Верная Смерть, непобедимый Рыцарь Огня.
Уже можно было рассмотреть герб на его щите — зажженный факел — и девиз: «Неудержимый, словно огонь»; в пурпурном плаще и блестящих доспехах, огромный, как Норландский Медведь, Лев ехал прямо к пролому…
Нет, то был не сон!
Юджин уже видел колечки в сбруе лошадей и бронзовые чешуйки доспехов, но не мог ни привстать, ни пошевелиться…
Всё!
Лев наконец
От этой улыбки на шута пахнуло смертельным холодом, словно от свежевырытой могилы — то сама Смерть улыбалась ему!
«Улыбка дьявола», — вспомнил вдруг шут.
Улыбка дьявола…
Рэндери!
Шут оглянулся с отчаянной надеждой, что сейчас из-за угловой башни верхом на белом коне галопом вылетит рыцарь Фата-Морганы…
Но никто оттуда не вылетел и даже не выехал шагом.
Выражение лица Роберта Льва ежесекундно менялось, словно он примерял разные маски, и наконец на него вернулась прежняя кривая ухмылка.
Граф тронул шпорой коня, свернул с дороги, подъехал к пролому и остановился в шести шагах от него, а все рыцари и оруженосцы последовали его примеру.
Цвет сэтерлендского рыцарства, только что явившийся под знамена Роберта Льва, недоуменно переглядывался, не понимая, чем графа Эйлинбургского могли заинтересовать оборванцы в проломе стены: мальчишка, взирающий на графа снизу вверх полными ужаса глазами, и девчонка, спящая у оборвыша на плече? Сами они проехали бы сквозь эту парочку, даже если бы та разлеглась поперек дороги!
— Взгляните на эту девку, господа! — возгласил Роберт Лев голосом гулким, как удар большого церковного колокола.
При первых же звуках его голоса девчонка подскочила, вытаращила на Льва сонные глаза, и на лице ее отразился такой же смертельный ужас, как и на лице ее дружка.
Тридцать пар суровых глаз смотрели на нее свысока из-под поднятых забрал и железных козырьков шлемов.
— Я называл ее своей донной! — размеренно продолжал Роберт Лев. — Я пытался завоевать ее сердце пылкими речами, как велит куртуазная наука! Ни один рыцарь не совершал ради своей дамы таких безумств, какие совершал ради нее я! Я, граф Эйлинбургский, как пес, ползал у ее ног — и не смог добиться даже поцелуя! Рыцарь Огня, видите ли, недостаточно знатен, богат и красив для нее! — голос Льва нарастал, как барабанная дробь перед казнью. — Для этой неприступной особы! Для невинной чистой девицы! Для шлюхи, для подзаборной девки! Она предпочла мне моего шута! Взгляните, добрые рыцари!
Копье Роберта Льва склонилось в сторону шута, и тот закрылся рукой от сверкающего наконечника.
Но Лев с рычанием отбросил копье и спрыгнул с коня.
— Хватит! — рявкнул он, хватая девчонку за руку. — Ты, стерва, вздумала шутить с Рыцарем Огня?! Моли бога, чтобы я теперь не побрезговал тобой и чтобы потом тебе нашлось место среди мои служанок! Или нет — уж лучше я подарю тебя первой же компании прокаженных, которая забредет в эти края!..
Девчонка
Лев взревел, наотмашь ударил ее по лицу, а потом схватил в охапку, изрыгая такие ругательства, что даже рыцарские кони задергали ушами.
И тут девчонка завопила так, что сразу заглушила Роберта Льва.
— Подонок! Змея! Убийца! — обеими руками вцепившись в бороду графа, завизжала она. — У тебя руки в крови, подлая тварь! Трус!
Роберт Лев впервые услышал голос Кристины. Он был храбрым человеком, но даже самый отчаянный храбрец испугался бы, если бы кроткая голубка вдруг с тигриным рыком набросилась бы на него и стала клевать…
Кристина сразу уловила растерянность в его глазах и разразилась торжествующим криком — так кричит охотник, готовясь всадить рогатину в сердце зверя.
— Ага, ты боишься, мразь! — взвыла она. — Вот тебе! За отца!
Выпустив его бороду, она одной рукой уперлась в грудь Льва, второй выхватила из-за пояса сзади кинжал и с новым пронзительным воплем нанесла удар — туда, где на горле ямка, как учил ее покойный конюх Банг…
Графа спасла толстая золотая цепь на шее: острие кинжала попало в одно из звеньев и только кончиком оцарапало его кожу. И все же Лев отбросил от себя Кристину, как отбросил бы внезапно ужалившую его змею.
Кристина по-кошачьи упала на четвереньки, вскочила и бросилась бежать туда, где темнел спасительный лес.
— Держите ее! — яростно взревел Роберт Лев.
Один из всадников тронул было шпорой коня, но барон Ильм поднял руку, и рыцарь послушно натянул поводья. Ильм был вассалом Роберта Льва, но остальные северяне были вассалами Ильма и подчинялись только ему. Поэтому они молча придержали коней и лишь повернулись в седлах, провожая Кристину глазами.
— Иногда лучше промедлить, чем поспешить, — пожав плечами, проворчал барон Ильм. — Возьму этот грех на себя!
А Кристина уже сбежала с холма и во весь дух мчалась сквозь мокрую траву…
— А! — вне себя крикнул Роберт Лев, рванув цепь на окровавленной шее. — Затопчу!..
Он бросился к коню, вдел ногу в стремя, но не успел вскочить в седло.
Шут, про которого он забыл, поднял оброненный Кристиной кинжал, длинным прыжком кинулся на спину графа и вонзил кинжал ему под лопатку, в красный бархатный плащ…
На этот раз барон Ильм схватился за меч, а остальные рыцари склонили копья, но их вмешательство не потребовалось: Лев стряхнул с себя шута, как медведь стряхивает повисшую на нем собаку, и не глядя ударил его охотничьим кинжалом.
— Вы целы, граф? — крикнул барон Ильм.
— На мне кольчуга, — ответил Роберт Лев, не сводя глаз с корчащегося у его ног человека.
Он нагнулся и за ухо повернул его голову к себе, не в силах поверить, что на него бросился его шут.
— Прикончить бродягу, граф? — спросил Ильм, делая знак своему оруженосцу. — Чего ему зря мучаться?
Но тонкий отчаянный вопль чуть не выбросил его из седла, и Кристина, протиснувшись между коней, упала на колени рядом с братом.
Она хотела его обнять, но наткнулась на рукоять кинжала.