Шутки богача
Шрифт:
Шаг за шагом он вел погоню на северо-восток, туда, где мангровый лес переходил в болота, тянувшиеся до скалистой кратерной стены. Каргин здесь не бывал, как и его противники, но представление о местности имелось – разглядывал в трубу не раз, прикидывал из любопытства, где тут воды, где тут твердь, и что в краю далеком водится – может, кайманы с анакондами? Иных зверей, кроме огромных жаб, тут не нашлось, зато увидел он два озера, соединенные протокой. То, что поближе и поменьше, таилось в лесу, среди болотных кипарисов; то, что подальше, было километровых размеров окном в трясине, темным и блестящим, как вставленный в изумрудную раму обсидиан. Его обманчивая красота завораживала,
Разрывов не было слышно, но за спиной, метрах в двухстах, постреливали и перекликались. Влажный тропический лес глушил все звуки – треск автоматных очередей казался шелестом дождя, а людские голоса делались невнятными, так что не разберешь ни о чем кричат, ни на каком языке. Однако перекличка и выстрелы помогали ориентироваться, и Каргин, прислушавшись, решил, что находится левее, чем середина цепочки загонщиков. Это было неплохо; он собирался нанести удар как раз по левому флангу, с той стороны, где мангры смыкались с болотом. “Бей крайнего, – гласила военная мудрость. – Бей, и выходи из окружения”.
– Крайним всегда достается, – пробормотал Каргин, вскочил и короткими перебежками двинулся к озеру. Кажется, его не заметили; во всяком случае, крики и выстрелы не сделались громче. Озерный берег был где-то неподалеку – раскоряченные болотные кипарисы стояли тут шеренгами, словно дивизия на бивуаке. Но кроме них в земле торчало что-то странное и непотребное – пальмы, а может, папоротники-переростки с волосатым коротким стволом, похожим на огромную морковь, и пышным веером листвы. Из-за этих уродцев обзор был нулевым, да и проходимость почти такой же.
Хмыкнув, Каргин вытащил мачете, приласкал обтянутую акульей кожей рукоять и через пару минут пробился к озеру. Следы за ним остались заметные – целая просека в охапках перистых листьев. На берегу было просторней; тут кипарисы потеснили пальмы, раскинулись между кочками и промоинами, а те, что посмелей, даже залезли в воду.
Вода казалась черной, как деготь.
"И кто ж тут водится?.. змеи?.. анаконды?..” – подумал Каргин, ступив на озерное дно и раздвигая круглые листья кувшинок. Почва пружинила, но держала. Он смочил губы, затем побрел осторожно, по пояс в воде, присматривая подходящее дерево. Водоем был невелик, солоноват и мелок – видимо, море просачивалось в кратер сквозь незаметные трещины. За озером по обе стороны протоки лежало болото – плоское, как стол; над ним высились скалы, и темная их стена, поднявшись на восходе солнца, плавно поворачивала к западу. Слева от озера, между болотом и лесной опушкой, тянулась полоса земли, покрытая кочками, мохом да кустами – лучший путь для отступления, или, по крайней мере, самый быстрый. Конечно, в сравнении с манграми и трясиной. Каргин очень рассчитывал на него.
Подходящий кипарис нашелся в пятнадцати шагах от берега. Отличное место для засады: торчит на кочке, ветви полощутся в воде и так густы, что ствол не разглядишь. Каргин присел за деревом, стараясь не замочить бумажник в нагрудном кармане, сполоснул лицо, протер ладонью и расстегнул обе кобуры. Рядом, на соседней кочке, сидела жаба величиной с футбольный мяч. Темные выпуклые глаза изучающе уставились на него, ярко-красный горловой мешок подрагивал, словно жаба размышляла, не предложить ли себя пришельцу в жены. С тем, разумеется, условием, что впоследствии она обернется красой-девицей, наследницей корпорации ХАК.
Каргин вытащил блестящую звездочку сюрикена, подбросил в ладони. Жаба протестующе заклокотала. Он подмигнул ей.
– Не беспокойся, подружка, это не для тебя. Для очень плохих парней.
Она не поверила, булькнула разочарованно на жабьем языке и спрыгнула с кочки. “Пожалуй, анаконды здесь не водятся”, – ухмыльнулся Каргин, наблюдая, как она с хозяйским видом гребет к берегу.
За кипарисами что-то хрустнуло. Потом хруст сделался частым и размеренным, будто давили башмаками пальмовые листья на проложенной в манграх тропе, и через минуту к озеру вышел человек. Рослый, в темном комбинезоне, с короткоствольным автоматом, и совершенно не похожий ни на араба, ни на китайца. Скорее немец или скандинав – коротко остриженные волосы были светлыми, лицо – узким, с массивной нижней челюстью.
Солдат настороженно огляделся, поводя туда-сюда стволом. “”Ингрем”, не “узи”, – решил Каргин. – Ствол покороче, тыльная часть поквадратней, обойма торчит из рукояти на ладонь… Хорошая “тарахтелка”! Не семьдесят четвертый АКС, но все же… Калибр девять миллиметров, в обойме тридцать два патрона, прицельная дальность – сто…”
Не опуская оружия, светловолосый что-то вытащил левой рукой из кармана, поднес к губам и пробормотал несколько слов. “Вызывает поддержку, – мелькнуло у Каргина в голове. – Заметил, что листья порублены… А как не заметишь – старался!”
Привстав, он метнул стальную звездочку и тут же, выхватив мачете, ринулся на берег. Но добивать светловолосого не пришлось – тот рухнул у самой воды, бессильно раскинув руки, не выпустив ни рацию, ни автомат. Глаза его были широко раскрыты и неподвижны, челюсть отвалилась, в виске смертельным украшением поблескивал сюрикен. Засел он прочно; наружу торчала едва ли третья часть.
– Вот так-то, – пробормотал Каргин. – Это тебе не пикничок на лужайке…
Он склонился над убитым, погладил нашивку на рукаве. Алый крылатый дракон, извергающий пламя… старый знакомый, герб эскадрона смерти… Выходит, не обошлось-таки без Мэлори! Последовал совету, лысый хмырь! Может, и Кренна здесь? Живьем и самолично? Или отправил лейтенантов? Скорее, здесь! Деньгу упустить – не в его правилах…
Торопливо обшарив подсумки, Каргин выдернул автомат из пальцев светловолосого и произнес надгробное слово:
– Бог велел делиться, приятель. Поделишься с неимущим, Бог простит грехи.
После этого обряда он оттащил труп в сторону – так, чтоб не было заметно с просеки, затем направился к своей кочке, присел, сменил обойму и стал ждать.
Явились три башибузука. Двоих он срезал короткой точной очередью, третий метнулся в папоротник-переросток, но листья его оказались неважной защитой – Каргин успел подранить беглеца. Нашел его, хрипящего в луже крови, и добил выстрелом в затылок.
В бою убиваешь легко. Глаз не видно, слов не слышно, а если что и услышишь, так ругань и угрозы. Под них и убивать полегче…
Ничего особо ценного на трупах не нашлось, все те же подсумки да “ингремы”, ни тебе базуки, ни снайперской винтовки. С другой стороны, тащить такую тяжесть было бы несподручно, а в данный момент успех определялся быстротой. Как говорил майор Толпыго, побил горшки – и деру! Вали, пока горшечники не добрались!
"Хороший совет”, – думал Каргин, поспешно отступая вдоль опушки. Здесь, на топкой полоске земли между болотом и манграми, он двигался вдвое быстрей, чем в лесных дебрях. Ни лиан, ни сучьев, ни веток, ни корней… Ноги, правда, вязли, зато следов не оставалось – упругий мох поднимался с такой скоростью, будто каждый стебелек отрастил стальную гибкую пружину. Может, то был совсем не мох. Такая травка Каргину не попадалась ни в Африке, ни в Америке. Впрочем, тут был не континент, а остров, место совсем особое и непохожее на остальные места.