Схватка не на жизнь
Шрифт:
— Меня надо послать в штаб фронта. Проберусь — можете не сомневаться, — сказал Магура. И еще что-то хотел добавить, но под строгим взглядом Павла Павловича опустил глаза.
— Самим идти надо, — кашлянул в углу член подпольного ревкома Калинкин. — Чего тут спор заводить?
— Второй вопрос о диверсиях в тылу Кавказской армии, — продолжал Шалагин. — Со дня на день в городе ждут прибытия эшелона с английскими самолетами «Ньюпор». Ожидается поступление фуража для конницы. На Орудийном торопятся с выпуском мортир и пулеметов. Необходимо все наши усилия направить на срыв любых поставок врагу. Эшелон с аэропланами задержать, а если будет возможность, уничтожить. На заводе немедленно начать активный саботаж..
— Еще про порт не забыть, — напомнил Калинкин. — По Волге к белякам с юга подкрепление может подойти.
— И последний вопрос. Товарищ Альт сообщил, что в штабе барона собираются послать делегацию к Колчаку. В наших силах помешать этому, а значит, и соединению двух армий.
— Телеграф я беру на себя, — предложил один из членов ревкома. — А о делегации сообщим нашим — пусть перехватят по пути к Уралу.
— Отмечаю успешную агитационную работу по деморализации солдат гарнизона. Только прошу быть предельно осторожными: мы и так потеряли за последнее время многих верных товарищей.
Они бы еще поговорили — встречаться приходилось не часто и всегда накоротке, как это требовали строгие законы конспирации, но киномеханик начал демонстрацию последней части сборной программы.
— Расходимся, — приказал Шалагин.
Он первым вышел в фойе синематографа, проскользнул в зал и уселся в последнем ряду с краю, уголком глаза наблюдая, как рассаживаются по оставленным на время короткого совещания местам товарищи из подпольного Царицынского ревкома. Меж тем на белом полотне экрана, под дружный хохот зрителей и разудалую польку-бабочку тапера, падали и кувыркались два неловких и забавных комика.
11
Когда Никифоров выходил из здания станции Царицын-товарный, его окликнули.
За пакгаузом, у замалеванной дегтем надписи на стене (сквозь черные потеки проглядывались буквы «Революц…»), чадил самокруткой человек, при виде которого у Никифорова возникла дрожь в коленях, а на лбу выступил холодный пот. Не в силах сделать даже шага, он застыл, окаменев.
— День добрый, — первым поздоровался Павел Шалагин.
Не переставая дымить, он подошел к Никифорову и встал рядом.
— Здрасьте, — прошептал Никифоров и, облизнув пересохшие губы, спросил: — Вернулись?
— А я никуда не уезжал, — ответил предревкома.
— Так ведь узнать вас могут…
— Кому надо — тот и узнает. Отойдем в тенёк — печет сильно.
Шалагин обошел железнодорожный пакгауз, увидел несколько бревен, сваленных у стены, и присел на одно, выбрав менее заскорузлое и занозистое.
«Вот бы кого господину штабс-капитану передать! Уж это для него была бы дичь так дичь! — помечтал Никифоров, послушно присаживаясь рядом. — Сдать бы главного среди подпольщиков с рук в руки в контрразведку — и можно в ус не дуть. Ведь кроме Шалагина да еще матроса Магуры меня никто из подпольщиков не знает. За такой «подарочек», как сам председатель ревкома, штабс-капитан уж отблагодарит. Да что он — повыше чины ручку не побрезгуют пожать!».
Радужные мечты помогли забыть о возникшей при встрече слабости и подкатившем к самому горлу комку.
— Когда к вам на явку приходили с паролем?
— Когда? — переспросил Никифоров и поскреб затылок: — Дай бог памяти… Сегодня понедельник, вчера воскресенье было… В субботу я на барахолку ходил… Упомнил! В среду курьер приходил! Точно — в среду! Часа через два после полудня. Сам молоденький, видно, и не брился еще ни разу…
— Когда курьер ушел от вас и когда вновь вернулся?
— Ушел сразу, как солнце за сады зашло. А возвращаться больше не возвращался, — и чтобы Шалагин окончательно поверил, Никифоров добавил: — Прощался — так сказал: «Вернусь вскорости». А сам как сгинул. Уж не знал, что и думать. Потом решил, что планы у парня изменились и недосуг стало вновь на явку заходить.
Никифоров помолчал, дожидаясь, что собеседник рассеет его сомнения и расскажет, по какой причине пробравшийся в Царицын из-за линии фронта парень не смог еще раз зайти на явку, но Шалагин ничего не сказал. Он смотрел мимо Никифорова, точно находился сейчас далеко-далеко от пакгауза и станции.
— Может, случилось что?
— Случилось, — наконец проговорил предревкома.
Больше что-либо выспрашивать Никифоров не решился и тоже умолк.
— Сколько лет ходите в машинистах?
— Седьмой год минул. Это как в старшие произвели. А если брать в расчет годы, что в помощниках машиниста ходил, то…
— Семь лет — срок немалый, — перебил Шалагин. — За это время вам несомненно стали известны все паровозные бригады, так?
Никифоров кивнул. Он еще не знал, куда гнет предревкома. Но решил не врать и говорить чистую правду, как сказал правду о встрече с молоденьким курьером, умолчав лишь про занавеску на окне, которую задернул по приказу контрразведки. А что было, когда курьер покинул дом, — так это Никифорову неизвестно. Хорошо, что штабс-капитан ничего об этом не рассказал, иначе (чем черт не шутит?) можно было выдать себя.
— Куда вас сегодня посылают?
— В Борисоглебск состав формируют.
— Надо напроситься в другой эшелон. Не позже завтрашнего утра вам надо быть в районе Камышина. Переправитесь затем на левый берег Волги в Николаевку.
— Н-нда… — протянул Никифоров.
— Сделайте все от вас зависящее, но доберитесь до Караваинки, где, по нашим сведениям, сейчас базируется 28-я стрелковая дивизия под командованием товарища Азина.
— Трудную задачу поставили… Ну доберусь я, скажем, до места, а потом что?
— Передадите наше донесение лично в руки товарища Азина или командира десантного отряда Кожанова.
Павел Шалагин достал тугой кисет, перевязанный синей тесьмой.
«Больше фунта потянет», — невольно прикинул на глазок Никифоров.
— Постарайтесь сберечь в неприкосновенности.
— Больно злой табачок? — пошутил Никифоров. — Привелось как-то такой попробовать. Душегуб, а не табак. Не смолить его, а одежду обсыпать против всякой вредной живности!