Схватка с Оборотнем
Шрифт:
Спиридонов глянул на Миронова:
— С чего начинать?
— У вас в армейских анкетах написано, что происхождения вы пролетарского, отец хлебопек. А на самом деле?
— И на самом деле почти так, — сказал Спиридонов. — Отец мой был священник, но когда в селе закрыли церковь, мы переселились в город. Я поступил учиться. А отец в ту пору уже выпекал хлеб, я и стал писать в анкетах, что являюсь сыном хлебопека. Ни отец, ни я не были антисоветчиками. Отец по натуре был русским националистом. Он не выносил представителей других народов, так как считал, что в тяжкий момент они предадут Россию, и потому он приветствовал любую сильную
— Минутку. Умалчивать не стоит. Что было в Львовском спецлагере?
Спиридонов съежился:
— Так вот что вас интересует?
— И попрошу подробнее.
Спиридонов закурил.
— В спецлагерь я попал за попытку к бегству, — начал он, — хотя этому вы едва ли поверите. Я не хотел служить немцам рабочей скотиной. Они не кормили нас, а на работы гоняли. Я сбежал, меня поймали, избили и перегнали в Львовский спецлагерь. Для пленных это был ад — мучили, убивали… На третий год моего пребывания в лагере появился один человек. Он вел себя независимо, и поэтому нравился мне. Скоро он это заметил.
— Это был полковник Соколов?
Спиридонов помрачнел.
— Да, — сказал он. — Полковник РОА Соколов. Он вызвал меня на беседу, узнал, что я сын священника, и вскоре завербовал меня. Однако Красная армия была уже на подходе. Готовилась эвакуация. Мне был организован побег. На прощанье Соколов сказал: «На этот раз, может быть, наша карта бита. Но через несколько лет все повторится: и война и все прочее. Мы тогда понадобимся. Ждите и готовьтесь!» Мы расстались. Я совершил побег. Он был, конечно, подстроен. Я укрылся у лесника, но тот хотел меня выдать оуновцам, и пришлось его убить. Наконец пришли наши.
Яковенко и Миронов переглянулись.
— Верьте не верьте, — нахмурился Спиридонов, — я их считал нашими, своими.
— И собирались работать на абвер, против них! — сказал Миронов.
— Я вышел к танкистам. Меня приняли в часть. Потом прошел контрольную проверку. Данных не доверять мне не было. И я оказался рядовым в танковых частях. Войну кончил под Прагой. Кстати, сам принимал участие в ликвидации власовских частей и все ждал: не попадется ли Соколов. Не попался!
— А если бы попался?
— Поучил бы его жить, как он меня учил… В то время казалось, что он был не прав.
— Только в то время?
Спиридонов раздраженно дернул головой и замолчал.
— Продолжайте, — сказал Миронов.
— Я устал, — ответил Спиридонов, — не лучше ли завтра?
— Что ж, так и сделаем. Но последний вопрос: где сейчас Дорохов?
Спиридонов недоумевающе вытаращил глаза.
— Кто?
— Вы не слышали этой фамилии?
— Нет, вы тут что-то путаете.
— Идите, — сказал Миронов.
Спиридонова увели.
— Какое у вас впечатление? — спросил Яковенко.
— Хитер и неглуп. Будет говорить правду, если ему сказать, что нам все известно.
— Андрей Иванович, передохните до утра, — посоветовал Яковенко, вглядываясь в усталое лицо майора. — А завтра приступим со свежими силами.
Миронов не спеша направился к гостинице. Сквозь усталость медленно пробивались мысли. Несмотря на ряд ошибок, операция выполнена. Спиридонов взят. Похоже, Соколов под другой фамилией не известен Спиридонову. Это неважно. Завтра он все скажет. А майор Яковенко хороший парень. Умный, исполнительный, тактичный.
…Утром, едва переступив порог кабинета Яковенко, Миронов сказал:
— Я вот о чем думаю, Прокопий Семенович: зачем меня мальчик обманул?
— Биллинг? — Яковенко задумался. — Кто его знает. Может быть, Спиридонов настроил его против нас, может быть, это семейное… Эти Биллинги могут нас не любить, они же бывшие домовладельцы. Советская власть их многого лишила.
— Но зачем он врал, что Спиридонов приходил и говорил с сестрой?
— Да, похоже, по чьей-то указке. Кто-то через него добивался большей достоверности того, что Спиридонов будет ждать в Рахове.
— Или наоборот. Я остался в городе именно потому, что решил: раз Спиридонов заходил, значит, из города он не уедет. Тут переходить границу легче, чем где-либо.
Через полчаса привели Спиридонова.
— Как вы жили после войны? — спросил его Миронов.
— После войны я объездил чуть не всю страну. Работал в культпросвете, в кинофикации. Потом перешел в торговлю.
— Почему вы так часто меняли места? Была какая-нибудь опасность?
— Какая опасность? Я ничего дурного не делал. Но никак не мог найти своего места в жизни. Не получалось. Кроме того, я обладаю натурой беспокойной и не особенно склонен задумываться об источниках дохода. Поэтому время от времени возникали неприятности финансового характера. Однако к суду ни разу привлечен не был и финансовых недоимок за мной не числится. В конце пятидесятых годов случайно оказался здесь. Мне эти места очень понравились. Понравилась светскость местного общества — такой архаизм, и я решил сюда перебраться. Вот, собственно, и вся моя одиссея.
— Будто бы? — усмехнулся Яковенко.
— А вы о чем? — невинно спросил Спиридонов. — О чулках? Так это все придумал Ковач. Здесь люди очень способны ко всяким комбинациям.
— Ковач утверждает, что принцип чулочного синдиката развили перед ним вы.
— Может быть, и я, — согласился Спиридонов, — нужны были деньги. Здесь, знаете, жизнь настолько интенсивна, что всегда нужны деньги.
— Каким же образом вы их добывали?
— С помощью внеплановых чулок. У меня были комиссионеры — нужно будет, я назову их фамилии, — они распродавали чулки. От тех, кто их продавал, до тех, кто это организовывал, все получали свою долю, свой процент… Это был мой основной источник доходов. Кроме того, был знаком с теми, кто привозил разные товары от родственников из-за границы. Это тоже шло через меня. Зарабатывал комиссионные.
— При обыске у вас обнаружили восемь тысяч долларов, — сказал Яковенко. — Это вы тоже получили в результате таких вот махинаций?
— Конечно, — кивнул Спиридонов.
— Когда вы снова встретились с Соколовым? — спросил Миронов.
Спиридонов резко вскинул голову.
— С кем?
— Говорите правду, — предупредил Миронов.
— Что? Вы считаете меня шпионом? Я никого не видел! Никаких Соколовых!
— Давайте по существу! — приказал Миронов. — Как вы связались с Соколовым?