Схватка с Оборотнем
Шрифт:
Из кабинета Васильева офицеры вышли в хорошем настроении. За последнее время это было первое известие, которое их порадовало.
На следующий день приступили к просмотру архивов. Работали с утра до вечера. Иногда Миронов приглашал Луганова к себе, иногда ходили в театр. Но и в театре и дома они возвращались к мысли об Оборотне. Нервы у обоих были натянуты. Миронов понимал, что предстоит долгий и трудный поиск и силы надо беречь, отдыхать.
Через четыре дня их опять вызвали к генералу.
— Вот какое дело,
Миронов и Луганов приступили к розыскам.
Сопоставить все документы по концлагерям и этим путем выявить тех, кто был переведен в лагеря летом сорок четвертого года, оказалось делом невозможным. Часть документации была уничтожена гитлеровцами, а часть утеряна в первые дни наступления. Однако и Миронов и Луганов работали день за днем. Так же напряженно трудились и другие сотрудники их группы. Через их руки проходили горы личных дел пленных, фотографий, архивных справок… Было установлено несколько десятков лиц, которые до того, как попали в плен, числились в музыкальных командах или были музыкантами до военной службы. Однако Спиридонов, которому показывали их фотографии, сначала опознавал кого-нибудь, потом начинал сомневаться. И этот путь поиска уже начинал казаться бесперспективным.
Тем не менее работа продолжалась. Как-то утром один из сотрудников положил перед Мироновым несколько личных дел.
— Что это? — спросил Миронов.
— Это, товарищ майор, лица, переведенные в лагерь сто восемьдесят восемь из других концлагерей.
— Но не из спецлагеря?
— Документов, откуда они переведены, не сохранилось. В графах стоит, что переведены, и только.
Миронов попросил передать материалы генералу Васильеву.
На следующий день Миронов и Луганов слушали сообщение генерала.
— Спиридонов опознал человека, о котором он говорил, — докладывал генерал. — Это некий Нахабин. Но среди сотен Нахабиных мы не нашли этого. Следовательно, он или сменил фамилию, или Спиридонов что-то напутал. Так или иначе, вашу работу надо продолжать. Посмотрим, не обнаружит ли Спиридонов кого-либо еще. Это я сообщил в качестве информации. Могу добавить следующее: здоровье Ярцева заметно улучшается. Доктора считают, что через неделю ему уже можно будет давать показания.
…В этот день Луганов и Миронов бродили по Москве. Разговор не вязался.
— Оборотистый этот Оборотень, — говорил Миронов, — ишь как затаился.
— Да. Противник опасный, — подтвердил Луганов. — А как ты думаешь, не начать ли проверку Нахабина с другой стороны, с его музыкального прошлого?
— Мало в Советском Союзе музыкантов?
— Но не все побывали на войне. Круг суживается. Не все сидели в лагерях военнопленных…
— А ты думаешь, он сменил фамилию, но не сменил специальность?
— Да, это возможно… Но все-таки…
Через два дня их опять вызвали к генералу.
— Товарищи, как будто найден след Оборотня, — сообщил генерал. — В Челябинске в комиссионном магазине появились вещи Озеровой, которые взял у нее Оборотень. Конечно, это, может быть, уже перепродажа. И трудно найти того, кто первым пустил их в оборот. Но так или иначе, а наши товарищи там работают. Милиция и другие органы приступили к поискам Нахабина. Думаю, под какой бы фамилией он ни скрывался, данные о нем скоро поступят. О том, что происходит в Челябинске, буду вас информировать. Будьте готовы к отъезду.
После этого сообщения Миронов позвонил домой и попросил, чтобы ему приготовили вещи для дороги. Луганов охладил его:
— Не спеши, Андрей, пока ничего не известно.
Прошло двое суток. Они снова в кабинете генерала Васильева читали отчет о происшествии в Челябинске.
Генерал ходил по кабинету и комментировал:
— Итак, нашли след. Ясно одно — Оборотень идет все дальше на восток. Сначала Калуга, потом Владимир, теперь Челябинск. Однако в любую минуту он может сменить свой маршрут. Конечно, в поездах и на самолетах ему будет неуютно, но пока Оборотень мог пробираться в нужные ему пункты, не оставляя следов. Только вот челябинский случай спутал ему карты.
В Челябинске, не переставая, шел дождь. Под его мерный шум в течение двух дней допрашивали одного азербайджанца. Когда его уличали, он легко отказывался от своих слов.
— Так вы говорите, что вам продали эти вещи на толкучке? — спрашивал следователь.
— На толкучке, дорогой, на толкучке. Подходит один, говорит: хочешь золотой вещи? Я посмотрел — купил.
— Но вчера вы говорили, что вам их продал знакомый.
— Знакомий? Какой знакомий? Совсем не знакомий. Перьвий раз вижу. Такой високий.
— Во вчерашних ваших показаниях записано: «Подошел знакомый земляк и сказал, чтобы я купил эти вещи, потому что вещи стоящие».
— Нет, нет! Так не было. Не подходил.
— Кто же подходил?
— Земляк не подходил. Другой подходил.
— Вы же говорили вчера, земляк подходил.
— Не знаю, кто говорил. Я не говорил.
— Ну вот ваша подпись.
— Не знаю. Не говорил.
— За ложные показания суд карает по всей строгости закона. Вы понимаете, чем это вам грозит? — спросил следователь.