Схватка
Шрифт:
А потом для степняков все очень быстро кончилось. Быстро, кроваво и безжалостно. Пленных не брали – и далеко не только потому, что у меня не было возможности выделить людей на конвоирование. Нет, я при всем желании не смог бы остановить ратников от добивания сложивших оружие, трясущихся и завывающих от ужаса нелюдей, уцелевших в сече. Нелюдей, разом растерявших всю свою смелость при виде сильной дружины.
Но впрочем, желания спасать их у меня не было никакого.
…Мы относительно легко истребили еще три таких отряда, уже вступив на землю северян. Но вскоре столкнулись с более сильной ратью в полторы тысячи степняков, следующей нам навстречу. Прознали про нас поганые – но не выяснили ни
Силы были неравны численно – после предыдущих схваток у меня осталось всего под тысячу с лишним воев. Но у ворога не имелось тяжелых всадников. А у меня они были, рязанские и владимирские гриди, целых три с половиной сотни витязей, этаких русских катафрактов. И потому мы вновь победили! Пусть уже и с большими потерями, пришедшимися на время короткой перестрелки, завязавшейся между конными лучниками. Но я пресек ее, как только ударный «кулак» тяжелой конницы занял позицию за спинами отроков младшей дружины. После чего вся рать пошла в атаку «лавой» – развернутым рассыпным строем, скрывающим в своих недрах ударный клин гридей.
А после – стремительный, яростный разгон витязей, скорость скакунов которых на коротком отрезке превосходит скорость выносливых, но не слишком быстрых степных кобылиц и меринов. И смертельное для поганых куширование. Клин тяжело бронированных русичей рассек вражью рать пополам в считаные секунды тарана, за несколько мгновений переколов пиками и стоптав копытами тяжелых жеребцов сотни поганых.
Но это был последний проходной противник. Два дня после победы над предыдущим отрядом татар мы вообще не встречали врага – а после разъезды переяславльских ратников сообщили о крупной, много превосходящей нас числом рати агарян.
Шибан прознал про нас – и двинул навстречу ядро своих тумен.
Под рукой чингизида собрались лучшие из лучших: тяжелые панцирные всадники покоренных народов (ясов и грузин), батыры-хошучи и самые умелые монгольские лучники с их мощнейшими биокомпозитами. Последние, к слову, имеют фронтальную роговую накладку на кибить лука, что усиливает его сопротивление на излом и увеличивает поражающую способность. Таким образом делая оружие монголов превосходящим половецкие аналоги. Но и самих кипчаков темник призвал под свои бунчуки – понятное дело, что на роль пушечного мяса.
И мы отступили, понимая, что в этот раз не победить в открытом и честном бою в поле. Отступили, рассчитывая найти удобное место для битвы, где я смог бы невелировать превосходство поганых в живой силе и здорово их измотать.
И я это место нашел.
Удобный и, как кажется, единственный брод в округе (по крайней мере, на десяток ближайших верст в обе стороны). Не зря же его ранее прикрывал сожженный татарами пусть небольшой, но острог. Слева от брода – остатки укрепления, справа – пойменный лес.
И неширокая, но достаточно глубокая речка с неизвестным мне названием, но быстрым течением и топкими бережками.
Мы обогнали татар менее чем на сутки. Но за ночь и половину оставшегося в нашем распоряжении дня перегородили брод надолбами со своей стороны да сколотили широкие стационарные щиты для лучников, сделав что-то среднее между павезами европейских арбалетчиков и осадными античными мантлетами. Среднее в том смысле, что не очень высокие (ниже мантлет), но зато более широкие, чем павезы – за нашими щитами свободно укрывается по три лучника, не мешая друг другу. Благо, что подручного материала хватило на все – мы разобрали остатки острога, еще немного взяли в лесу. А кроме того, густая, хоть и не очень широкая пойменная поросль укрыла от вражеских глаз и мой резерв, мой самый главный козырь в уже начавшемся бою. Три с лишним сотни тяжелых витязей-гридей, ожидающих своего часа, словно засадный полк воеводы Боброка
Понимая могучий численный перевес татар, я решил не рисковать, воплощая в жизнь план Дмитрия Донского в битве на Воже. Нет, я вычленил самое важное из его действий в обеих успешных для русичей битвах, добавив кое-что и от себя. И теперь поганые вынужденно спешились, быстро уяснив для себя, что пытаться атаковать верхами через брод, да на вкопанные в топкий берег заостренные колья (!) – идея не лучшая.
Ныне же пеших, непривычных к такому бою степняков, прорывающихся сквозь надолбы поодиночке или небольшими отрядами, встречает «стена щитов» младшей дружины. Со всеми вытекающими – вроде метаемых в упор сулиц, рубящих ударов топоров, точных и стремительных уколов мечей. Десятки отроков я разделил на две неравные части – и по три лучника от каждого заняли позицию за щитами. Понятное дело, что это самые опытные и умелые стрелки. Им же отдали весь запас срезней, и так заметно уменьшившийся за последние дни. Ныне же наши лучики (прикрытые щитами) целенаправленно выбивают атакующих половцев на уже пристрелянной переправе, не пытаясь вступить в стрелковую дуэль с монголами. А первую линию от татарских срезней спасает привычная русичам «стена щитов» – или попросту «черепаха».
И кто бы сомневался, что Шибан пустит вперед именно кипчаков?
Глава 13
– Стоим!
Сам я до поры не лезу в драку – да мое участие и не требуется. «Стена щитов» более пяти сотен отроков младшей дружины перегородили брод на всю его ширину, глубина строя достигает пяти шеренг. А учитывая выросшие перед татарами надолбы, сквозь которые мокрым по пояс поганым (чай не июль и не август, вода уже крепко студеная) приходится протискиваться, численное превосходство враг никак не может реализовать. Основную опасность представляют падающие сверху срезни – но от нее и спасает «стена щитов». Тем более что встав вплотную к преграде, мы сильно затруднили монгольским лучникам возможность вести обстрел, как только первые ряды половцев миновали брод. Ибо своих цепляют.
Впрочем, потери кипчаков от «дружественного огня», как кажется, не очень-то и волнуют военачальников поганых. Вон, уже валяются среди надолбов несколько половцев с торчащими из спины татарскими срезнями.
Однако мое относительное спокойствие продлилось недолго. С соображалкой у десятников и сотников поганых все в порядке. Довольно быстро смекнув, что пока спешенные нукеры потеснят нас, тумен успеет обильно умыться кровью, командиры агарян изменили тактику. И пока часть ворогов по-прежнему лезет в самоубийственную атаку, иные, словно муравьи, обцепили торчащие из песка и жирной размокшей земли колья, расшатывая их.
Таким макаром они довольно быстро расчистят нашу засеку.
– Труби, Первак! Труби атаку! Вои! Не жалеть!
– Не жале-е-еть!!!
Рев стоящих вблизи меня суздальцев, разом подхвативших боевой клич ратников владимирской земли, совпал с ревом боевого рога, не оставляя сомнений прочим отрокам младшей дружины. Все как один ратники подались вперед, навстречу татарам – и я оказался в числе первых.
Удар! Упавшую сверху саблю встречаю поднятым щитом, одновременно выбрасывая руку под ним в коротком, резком выпаде. Непривычно светлая сталь харалуга холодно сверкнула, устремившись навстречу врагу – и в следующий миг сжимающую рукоять кисть дернуло от сопротивления. Клинок вошел в грудь вскрикнувшего татарина, пронзив плетеный щит-калкан и вражью плоть. Сзади что-то яростно выкрикнул гридень, прикрывший мою спину и обходящий первый столб надолбов справа, а я шагнул в брешь между кольями, обходя препятствие слева. Раззявив рот в яростном кличе, на меня ринулся второй татарин.