Швец. Второй шанс для бандита
Шрифт:
— Давай чайку попьём с шоколадкой, — предлагаю я ей.
— Давай, — вздыхает.
Огибает стол… и в следующую секунду окончательно рушит мои надежды на возможность уйти из этого дома, садясь не на свое место, а на стул отца.
Все, теперь это и правда, как на подводной лодке. Вот что в тебе такого, Швецов, а?
— Машунь, а я там твои вещи с игрушками привезла из дома, — говорю ей в попытке переключить, — пойдём разбирать?
— Пойдём, — отзывается без энтузиазма. — А дядю Сашу ты мне включишь?
— Мышка, но это же для взрослых программа, — пытаюсь
— Неть… — упрямо. — Дядю Сашу.
— Включу… — вздыхаю.
И действительно, пока я раскладываю наши вещи по полкам шкафа, Марья слушает умные речи будущих депутатов нашего города. Сомневаюсь, конечно, что хоть что-то понимает, но переключать не разрешает.
Надо признаться — Швецов выглядит самым располагающим из присутствующих на экране мужчин. Не грузный, не возрастной, не после явного бодуна, не изворачивается, отвечая на вопросы. Улыбается, хорошо и просто одет. В онлайн чате по краю экрана все больше вопросов приходит именно к нему. Людям он нравится. Я испытываю от этого странное чувство похожее на гордость.
Из обрывков диалога понимаю, что Швецов- самовыдвиженец, и для участия в выборах ему необходимо собрать определённое количество предварительных голосов от избирателей своего района, представить программу, сделать сотню добрых дел и ещё, ещё…короче, очень сложно.
Большинство оппонентов относится к нему с нейтральным снисхождением. Но вот один… Явно «точит зуб», заваливая компрометирующими вопросами. Даже ведущая не может его угомонить.
— Что же вы, Александр Николаевич, к нам из Москвы пожаловали? — ядовито интересуется он у Швецова. — Строительный бизнес перестал приносить доход?
— Нет, я приехал к семье, — невозмутимо отбривает его Александр. — Бизнес я передал в надежные, молодые руки. Возраст, знаете ли, требует остепениться. Но раз уж пошёл такой разговор, — ухмыляется, — у меня к вам аналогичный вопрос, господин Аверин. В вашем то возрасте покидать столицу…
— Это мой родной город, — разводит руками мерзкий мужик. — Хочу сделать его лучше. Вложиться, так сказать…
Я не успеваю дослушать фразу, потому что у телевизора пропадает звук. Оборачиваюсь в поисках пульта и обнаруживаю, что Марья просто на нем уснула, зажав кнопки.
Острожно выключаю телевизор и накрываю дочь покрывалом. По-хорошему стоило бы лечь сейчас в кровать вместе с Марьей и, наконец, отоспаться, но я почему-то спускаюсь на первый этаж и наливаю себе чай. Пока он остывает, собираю разбросанные в гостиной игрушки, а после забираюсь под плед и включаю на телевизор. Щелкаю пультом, переключая фильмы, шоу, какие-то клипы… Зачем я это делаю? Нет, совершенно не жду Швецова. Просто давно вот так не отдыхала. Как человек. Обычно падала без сил. Ничего не смотрела, понятия не имею, чем живет молодежь. А мне, на минуточку, даже двадцати пяти нет…
Враньё! Просто жду я его! Сама не понимаю почему, но это чувство так естественно, будто мы не расставались на пять лет. Ненавижу себя за него. Отрицаю, торгуюсь и, наконец, смиряюсь, сворачиваясь
Глава 20. Его женщина.
Швец
Красивая… Присаживаюсь рядом с уснувшей на диване Варей и поправляю упавший плед. Ощущение, что она уснула здесь специально не покидает. Бред, конечно… Устало тру руками лицо.
Это просто мне очень хочется почувствовать от неё хоть что-то кроме отвращения. Что-то такое, чтобы злое и болезненное прошлое между нами вдруг исчезло, растворилось, оставив ощущение покоя и тепла любимой женщины рядом. По-прежнему самой желанной до искр перед глазами. На инстинктах.
И ребёнок случившийся с нами — это так логично. Теперь я понимаю это. Он просто не мог не случиться. Я благодарен Варе, что Марья есть. Что ее стремление исключить меня из жизни не наделало совсем непоправимых ошибок.
Давай, ты же всегда была не по годам мудрой, маленькая. Почувствуй меня сейчас, дай небольшую фору. Я — уставший, одинокий, привыкший все контролировать мужик, который всю жизнь общается только с себе подобными, а то и персонажами похуже. Единственное, что я хорошо умею делать — это решать бесконечные проблемы. Порой достаточно жестокими методами. Ещё умею терять и прощаться, но больше не хочу.
Я не сентиментален. По крайней мере, точно был, пока не увидел глаза своей дочери. Да, признаю. Даже с тобой порой был прохладен, не желая привязывать и привязываться, но это только по-началу было. Потом мне стало очень страшно вводить тебя в свой мир. Давать ценность в глазах других людей. Было сложно. Мой предок нажил много денег и много врагов. А после покушения на него я осознал, как мало может быть отведено мне времени на что-то настоящее. Я эгоистично пожелал тебя…
Я все сделал не так. Готов это признать и все исправить, но ты постоянно провоцируешь, не давая нам шанса. Я действительно боюсь, что ты предашь. По глупости, скорее, пыля на эмоциях.
Ты, дрянь такая, сердце мое забрала с собой на пять лет. Похоронила меня на дне этого мира. И думаешь, что сейчас, получив шанс на то, чтобы приходить домой, где пахнет жизнью, я тебя отпущу, позволив снова что-то решать? Да ты, сумасшедшая, маленькая!
Красивая…
Нужно выключить свет и пойти к себе, но я не могу. Глажу пальцами Варину ладонь. Плечико.
Смотрю, как она хмурится во сне, поджимает губы, начинает глубже дышать. Интересно, что ей снится? Ты все также крепко спишь, чтобы не заметить дороги до моей постели?
«Да что ж такое!» — я злюсь на самого себя. — «Хватит уже ее облизывать, Швецов! Забираешь, значит, забирай. За волосы тащи, если нужно будет. Ломай. Она привыкнет. Ребёнок, хороший секс, достаток. Ни одна баба от этого не сбежит.»
Подхватываю Варю на руки и острожно несу в свою спальню. Лестница, коридор, открыть дверь… руки прилично так немеют от веса. А сердце лупит в рёбра на столько сильно, что, кажется, непременно должно разбудить Варвару.