Швец. Второй шанс для бандита
Шрифт:
— Почему ты исключил меня тогда из своей жизни, Саша? — Спрашиваю тихо. — Ты просто хоть на минуту представь, что это такое — узнать, что в твоего близкого человека стреляли! Что убита его семья… А ты… Ты просто послал охранника сказать, что жив, и что мне немедленно нужно покинуть твою квартиру!
Я все-таки подхватываюсь и заглядываю ему в глаза. Швецов не отводит свои. И смотрит так пронзительно, что мое сердце снова тает и разрывается от любви к нему. Ну не могу я не чувствовать этого!
— Меня там не было, — тяжело вздохнув, говорит Швецов. — Мы с отцом старались не оказываться на одной территории. Я поздравил бабушку и уехал на совещание… — я чувствую, как
— Ты только не волнуйся, — обеспокоено прошу его. Потому что действительно боюсь, как бы его снова не накрыло. — Все в прошлом. Не рассказывай…
— Нихрена не в прошлом, — решительно отвечает Саша. — И так уж вышло, что главное зло — это я, — переводит дыхание и начинает говорить. — Ты знаешь, что моя мать уехала танцевать за границу, как только мне исполнилось восемь. Отца тогда посадили, и она воспользовалась моментом, чтобы развестись. Почти пятнадцать лет ее в моей жизни не было. Я жил с бабушкой. Даже закончил «вышку». Отец стал продвигаться в бизнесе. Мне была интересна биржа. В его дела я не лез. Обрастал связями и заказчиками, которые доверяли мне вести их экономические вопросы. Но это все было до того момента, пока в один день я не оказался на одной из попоек, где мужики решили заказать проституток. Одной из приехавших женщин была моя мать. Она была очень красивая… — вдруг проседает голос Швецова. Он протягивает руку и заправляет мне за ушко прядь волос. — Как ты, Варвара. Мужики чуть не передрались за право уложить ее в постель. Она меня не узнала. Меня жестко накрыло. Я решил сделать вид, что тоже положил на неё глаз и увезти, но один хрен не желал успокаиваться. В итоге пришлось с ним драться. Проломанные рёбра — это «привет» от его охраны, когда стало понятно, что вырубил я мужика капитально. Он оказался акционером крупного банка. Естественно, отец за меня впрягся и лучшее, что смог сделать, это посадить. Вышел я через пять лет другим человеком и с другими способами зарабатывать на жизнь. Отец отказался помогать матери. Когда я ее нашел второй раз после освобождения, оказалось, что она должна кучу бабок своему хм… работодателю. Я выкупил ее и определил в клинику, — Саша замолкает, чтобы перевести дыхание.
— Она чем-то болела? — Спрашиваю я бесхитростно.
— Да, — усмехается Швецов. — Трудностями восприятия реальности без ускорения. Как только ей стало легче, она без зазрения совести взяла у меня денег на модельное агентство и снова свалила за границу. Я выдохнул. Конечно, понимал, что не для модных домов она поставляет девок, но волновало меня это мало. Натуру не изменить. И вдруг неожиданно она вернулась. Сказала, что влюбилась, выходит замуж и очень хочет попросить прощения у моего отца. Затирала красивые речи про Бога и про то, что хочет попробовать начать все сначала. Я, честно говоря, немного от просьбы офигел, ибо она была невыполнима. Николай Швецов никогда не давал вторых шансов. Даже их не обсуждал. Передвигался только с охраной. Потому, вариант встречи был только один — случайный… — последнее предложение выходит у Александра хриплым, а меня вдруг простреливает догадкой.
— Ее… тоже убили в тот день?! Они встретились?
— Встретились… — эхом отзывается Швецов. — Ещё как встретились. Эта сука продала нас за наркоту. Расчётливо, цинично. Подставила под снайперов. Ее купил один из совладельцев компании отца. Рассчитывал прибрать к рукам активы, а меня сделать «парадной лошадью», но ничего не вышло. Стрелок снял отца, бабушку схватил инфаркт. Она просто всегда провожала нас с балкона. Увидела. Мать
Я несколько раз открываю рот, что сказать хоть что-то ободряющее, и каждый раз не могу подобрать слов. Как вообще случившееся можно пережить? Я бы не смогла. Я бы умерла на месте.
От эмоций становится трудно дышать. Выходит, я действительно была очень нужна Швецову, раз он решил пригласить меня в камеру? Или я просто оправдываю все подряд, лишь бы дать себе повод и дальше лежать на его груди.
— Я знала, что ты любил отца и бабушку, — сжимаю его руку. — Машу специально в свидетельстве Марьей Николаевной записала. Хотелось, чтобы от тебя, пусть не прямо, но тоже что-то было.
— Что? — распахивает глаза Александр и тут же со стоном прикрывает их. — Марья Николаевна. Господи, я ведь мог догадаться… Идиот.
—
— Последнее прямо подтверждаю, — киваю и, не сдержавшись, порывисто обнимаю. — Мне было плохо и страшно без тебя… Прости, уехать казалось единственным выходом. Я очень боялась за ребёнка. Не знала от кого ждать проблем: от тебя, следствия или твоих врагов. Да и маме… ей стало резко хуже. А здесь хотя бы была тетя Ира. Без неё я бы совсем не знала, что делать и куда бежать.
— Ты меня ненавидишь? — вдруг серьезно и тяжело спрашивает Швецов.
Отпрянув от него, я начинаю внутренне метаться с ответом.
— Нет… — все-таки отвечаю и закусываю губу. — Не совсем так. Просто… — глотаю я воздух, чтобы найти в себе силы говорить. Слёзы подступают к глазам. — Обида столько лет давала мне силы, что теперь мне очень сложно тебя принять. У женщин, знаешь, обычно случаются мечты о том, как их будут любить. Я не знаю от тебя любви, Саша… Ты умеешь давить, заниматься сексом и откупаться. Да ты вообще мне ни разу в жизни не сказал, что любишь меня! А это — топливо. Оно помогает женщинам как-то договариваться с собой. Оправдывать таких, как ты.
— Слова — это топливо? — хмурится Александр. — У тебя инфантильная логика, Варвара.
— Почему? — Спрашиваю взорвано и обиженно.
— Потому что, вот посуди сама, — задумчиво тянет он слова. — Что по итогу в нашей с тобой ситуации оказалось лучше? То, что ты ушла с деньгами, на которые смогла жить, или если бы я закормил тебя признаниями и обещаниями?
— Я выбирала не деньги, — отвечаю резко. — Не нужно выдавать свои мотивы за мои. И да, мне бы было проще знать, что отец ребёнка считал меня не просто постельной куклой.
— И что тогда? — рявкает Швецов. — Ты бы осталась? Пришла ко мне? Что?
— Я не знаю… — беспомощно вскрикиваю в ответ. — Мне было девятнадцать!
— Что тебе дали слова людей, которые продали тебя знаешь за сколько? За каких-то пять тысяч рублей каждый! Я сначала отменил задачу собирать на тебя компромат, а потом увидел результат и… мне просто стало интересно проверить среднюю температуру подлости и продажности этого города.
— Люди боятся сильных, Саша, даже я тебя боюсь… — качаю я головой. — И ошибаются.
— Окей, — хмыкает он. — Их страх и ошибка стоят тебе дочери. Тоже оправдаешь!?
— Господи! — истерично закрываю уши руками. — Я больше не могу! Хватит! Мне плохо не из-за них, Саша! Они вообще меня не волнуют. А вот ты… ты лупишь меня открытую. Просто не приходишь встречать Новый год вместе с дочерью! Пусть это инфантильно, но для меня очень важно! Да я действительно смогла бы быть с тобой ради дочери! Она тебя любит! А быть каждый день подозреваемой и впрессованной лицом в матрас я не хочу! Страх и обида — не порождают любовь! Только истерию и грязь!