Шведская сказка
Шрифт:
– Странные рекруты. – думал про себя Кисилев, - и все как на подбор немые…
Он слегка поддал пятками коню, догоняя проводника карела, что ехал в пяти шагах впереди:
– А скажи, много ли у вас в деревнях местных глухих да немых? – задал проводнику мучавший казака вопрос.
Карел пожал плечами и не ответил.
– Чего молчишь-то? Или тоже немой?
Карел посмотрел на казака и снова пожал плечами, но произнес:
– Думаю!
– А! – понимающе кивнул Митрий, - И долго думать-то будешь?
– Мало!
– Что мало? Думать будешь мало?
Карел опять посмотрел на казака и ответил:
– Я, говорю, мало таких. Я встречал одного, может двоих.
– А тут сразу с десяток! Видел? На дороге-то?
– Видел. – согласился карел.
– Ну и что скажешь? – Митрий уже начал горячиться от неторопливости собеседника.
– Странно это!
– А чего молчал тогда? – уже совсем разошелся казак.
Карел лишь пожал опять плечами:
– Не спрашивали.
– Эх! – Кисилев хотел было огреть его плетью, да передумал, развернул коня и поскакал назад, к своим.
– Казаки! – подозвал он к себе. – Сдается мне, что те, ну на дороге коих встретили, совсем такие какие-то, ну, не наши, что ли, не русские.
– И мне не пондравились! – поддакнул уже степенный, пожилой казак Авдей с густой окладистой бородой.
– Рожи больно варначьи! – согласились остальные.
– Не те ли самые, ну, оборотни?
– Да в мундирах оне вроде в солдатских, аль драгунских? – засомневался кто-то.
– Давайте так, казаки. – решил Митрий, - ты, Авдей, ты, Степан – молодому безбородому казаку, - и ты, Игнат, - третьему, рыжебородому, - здесь останетесь, токмо совсем рядышком с повозкой поезжайте. И по сторонам, по сторонам, зыркайте. Сдается мне, нападут они на нас. А мы отстанем сейчас, вон ту – показал, - сопочку обойдем, и лесом. Если что, им деваться некуда.
– А ежели показалось?
– спросил Емельян Сорокин. Ох и ленив же был казак!
– А ежели показалось, то и проверим, чтобы не казалось! – строго ответил ему Кисилев. – За мной, братцы.
Посчитав, что они уже почти нагнали Спренгпортена, Юханссон приказал остановиться. Лес здесь был густой, удобно спрятаться было. Дорога уходила как бы право, огибая высокую сопку.
– Там за сопкой и встретим их. – решил капрал. Мы с Нутсоном далее пойдем, - сказал с коня слезая, - а вы здесь оставайтесь. Ждите! – ружье снял с плеча, зарядил тщательно. Нутсон сделал тоже самое. – Пошли.
– Шестеро их! И с лошадьми! Сидят, разговаривают тихо. – шепнул Андрейка, казачок юный. Змейкой сползал, тихохонько, да все проведал. Выследили таки. – Двое еще было. Один здоровенный такой. Но те пешими пошли. И с ружьями.
– Не наши? – спросил Митрий.
– Нет! – замотал головой. – Точно, не наши. Говорят совсем по-другому.
– Может карелы? – на всякий случай спросил есаул молодой.
– Нет! Я хоть и не понимаю говор ихний, но слышал-то часто. Так что отличить могу. – уверенно отвечал Андрейка.
– По любому – не немые! – рассудил Митрий. – А те двое, видно поохотиться пошли за генералом нашим. Эх, спешить надо. Так, Сорокин, ты у нас самый ленивый…
– Это че ж так-то? – возмутился казак.
– Не перечь! – оборвал его Кисилев. Даром, что молод, но самим атаманом в есаулы поставлен. – Лошадей сбатуешь, и здеся сиди. Ежели что на подмогу пойдешь. Шестеро нас, и тех шестеро, да двое в пути. Берем первых, кого режем, кого в плен… ну, как получиться. Жалеть их особо неча! И пулей за остальными.
Не успели даже опомниться шведы, уж на что сами не промах были. Сколько солдат караульных врасплох взяли, а тут на тебе… Который с края сидел, вдруг беззвучно фонтан крови из горла выдал. Остальные так ничего и не поняли. Одна тень мелькнула перед ними, другая, третья – только хищный блеск клинков перед смертью запомнился. Удар вперед, сабля перехватывается и не глядя назад. И снова в мягкое, да с хрустом. И тишина. Кони, как стояли молча, траву пожевывая, так и продолжали свое дело делать. Лишь глазами красивыми покосились. Видать привычные к кровушке.
– Всех? – прошептал Митрий.
– Всех! – кивнули казаки.
– Айда за другими! – и вьюном, змейкой-ящерицей исчез тут же за березками-елками.
Юханссон выбрался на верхушку сопки, за деревьями спрятался. Дорога, как на ладони была.
– Вовремя пришли! – подумал, увидев, как из-за поворота, всадник показался. – Это проводник, - догадался капрал. За карелом повозка ехала, с ней вровень трое казаков. И всё! А где ж остальные? Их же вроде с десяток было? – Беспокойно посмотрел по сторонам.
– Не видать нигде? А Нутсон? Тоже не видно.
Стал прицеливаться.
– Черт! Неудобно. Казаки мешают. – выжидал, выгадывал, только поймал на мушку, сразу рванул курок, выстрел грянул, и глаза, как огнем ожгло. Выронил ружье Юханссон, за лицо схватился. Боль адская, сам чувствует, что кровью заливается. Развернулся, и вновь ожгло лицо. Только теперь рукам досталось. С трудом глаза открыть попытался, один вовсе словно вытек, а другим, сквозь пелену красную, мальчишку увидел, что плеткой его охаживает. Заревел от ярости и боли метнулся на гадёныша медведем, да не тут-то было, равновесие потерял внезапно и рухнул лицом вниз. А тут и в голове капральской словно разорвалось что-то.
Кисилев первый подобрался к Юханссону, видел, как осматривается, как к стрельбе готовится.
– Ох и здоров! – поразился есаул, видя мощную спину и широченные плечи капрала. – И не дотянуться ничем до него. Ростом не вышел. – Вдруг осенило. – А нагайка? – И хлестанул что было мочи. Концом в самый раз по глазам пришлось. Правда, успел таки выстрелить швед. А после заревел, ружье отшвырнул от боли дикой, за глаза схватился, обернулся и на Митьку. Есаул увернулся, да под шаг вражий ногу выставил, а как рухнул тот, так и по затылку его, рукоятью свинцовой. То-то затих сразу. Тут и остальные подоспели.