Шведская сказка
Шрифт:
Веселов поднялся, кинул на руку мундир с перевязью сабельной, шляпу зажал подмышкой:
– Разрешите откланяться, господин подполковник?
– Разрешаю. – Кивнул Миклашевский.
– И еще, - в дверях остановил, - ты, это… не пытайся, капитан, - смотрел серьезно, - порядки свои наводить. Я уже пробовал. Не перешибить. Пока, не перешибить. – Пояснил многозначительно.
– Так что, терпи. И ступай себе, с Богом!
В роте и правда никого не было. Если не считать трех карабинеров, что оставались днем на все хозяйство, в десятке хат расположенное на окраине села.
– К вечеру будут, ваш бродь! – пояснил капрал Ахромеев. А сам стоял и приглядывался внимательно к новому командиру.
– Что так смотришь? – поинтересовался Петр.
– Дык, - глаза отвел смущенно, - показалось…
– Что показалось-то, капрал?
– А не служили вы, ваш бродь, в полку Суздальском, у их превосходительства Лександра Васильевича Суворова?
– Служил! – удивился Веселов, - а ты?
– А я в Воронежском драгунском состоял. Вместе за поляками гонялись. А помню я вас по делу под как-его – солдат лоб потер, вспоминая, - под Ланд-скра… Вот, язык сломаешь!
– Ландскроной. – подсказал Веселов.
– Во-во, точно, ваш бродь, Ландскроной. Вы прапорщиком воевали! У суздальцев! Эх, и времечко было… Пятнадцать лет минуло с тех пор. А все как вчера. Не то что ныне… - замолчал. Веселову даже показалось, что старый капрал незаметно слезу смахнул.
– Ну а что с ротой? – вопрос очень интересовал капитан.
– А с ротой, ваш бродь… - замялся капрал, - шести десятков не наберется. Все в услужении у помещика местного, у господина Сташевского. От зари и до зари. Пашут, сеют, жнут, убирают, молотят, да за скотиной ходят. А раз в месяц, командир наш с инспекцией приезжает. И правеж стоит.
– Какой правеж? За что?
– А за то, ваш бродь, - солдат в глаза смотрел, - вам одному могу сказать, другому бы никогда. А вы наш, суворовский. За то, что барин Сташевский мало платит нашему барину Трубицыну, дескать, солдатушки твои, ваше высокородие, плохо на меня работают.
– Это правда, солдат? – Веселов не отводил взгляда от капрала.
– Да сами скоро увидите, ваш бродь. Ден через пяток к нам пожалуют. За расчетом. – Усмехнулся горько Ахромеев.
Прав был старый солдат. Утром пятого дня прискакал адъютант полковой, прапорщик Шарф. С коня не сходя, прокричал:
– К вечеру ожидайте командира полка, господин капитан. Они отобедают с господином Сташевским, и к вам прибудут-с. – Ускакал тотчас.
– Вот еще одна гнида! – в сердцах сплюнул Ахромеев, стоявший рядом с капитаном.
– Что так? – поинтересовался Веселов, даже не одергивая солдата за ругань в адрес офицера.
– Сами увидите, ваш бродь. – уклончиво отвечал капрал.
– Откуда поедут-то?
– Да вона, - показал рукой Ахромеев, - вона, за тем лесочком, пригорочек будет. Там и есть усадьба главная барина нашего Сташевского. Как пыль увидим на дороге – знамо едут!
Часам к шести показался кортеж. Впереди, в двух открытых каретах важно ехали Трубицын со Сташевским. Каждый в своей. Адъютант крутился рядом верхами. За каретами тянулись какие-то брички и подводы. Всего штук двадцать.
Рота выстроилась вдоль дороги. Карабинеры почистились, привели в порядок амуницию. Веселов сам прошел вдоль строя, все проверил. Встал на правый фланг, рядом с Ахрамеевым. Тот пояснял:
– За барами брички идут. В первой лекарь полковой. А там приказчики Сташевского едут. Они самые и есть кровопийцы. Сщас брехать будут. А вон и кат полковой едет. От, зверюга! И кобылу с собой везет.
– Какую кобылу? – не понял капитан.
– На которой шкуру с нас спускать будет. Кому сколько достанется. Кого в гроб сразу, а кто отлежится еще. – Веселов передернул плечами. Не по себе стало.
– И тебя били? – спросил.
– А то как же! И сегодня видать не минует.
– За что?
– За убытки командирские. Плохой спрос, дескать, с солдат наших у меня.
– А на телегах что везут?
– На телегах припасы разные. Бутылки винные. И повара с ними, песенники, оркестр. Музыку наш барин любит слушать. После криков людей истязаемых – опустил голову капрал.
То, что происходило после, Веселов вспоминал всегда, как во сне. Он подошел к карете, рапортовал четко. Трубицын нехотя принял доклад, даже не потрудившись спуститься к своему офицеру. Приблизился Сташевский, окруженный своими приказчиками.
– Список готов, Сергей Васильевич!
Командир полка важно кивнул головой:
– Передайте адъютанту! Он разберется. – Тут же подскочил прапорщик, принял бумагу. Пробежал глазами быстро. Потом достал из кармана мундирного что-то свое, сверялся. Кивнул удовлетворенно:
– Разрешите начинать, господин полковник?
Трубицын покачал головой согласно. Прапорщик повернулся к Веселову:
– У вас, господин капитан, ныне десять, нет одиннадцать человек, наказуемых. Потрудитесь выделить караул.
Веселову кровь ударила в голову, он шагнул было вперед, опустив руку на эфес сабли, хотел сказать что-то, да не успел. За спиной громкий голос раздался Ахромеева:
– Ваш бродь! Дозвольте, я распоряжусь. А то вы наших порядков еще не ведаете.
Капитан внезапно остановился, как вкопанный. Кивнул машинально, и обернулся назад. Старый капрал смотрел строго и торжественно ему в глаза, шепнул чуть слышно, но твердо:
– Не надо. – И не дожидаясь, повернулся сам к роте, зычно крикнул. – С правого флангу, десять человек, шаг вперед. Марш! Взять кобылу. А ну бегом!
Карабинеры выскочили из строя, побежали к телегам и возвратились назад таща на плечах толстенную деревянную колоду и козлы. За ними неторопливо шел широкоплечий полностью выбритый мужик в красной рубахе. Через плечо у него была переброшена длиннющая плеть, которая волоклась за ним по дорожной пыли. В другой руке палач нес бутылку водки.