Шведская сказка
Шрифт:
– А если переедем из Пуумалы, если прикажут мне за этим Вальком следовать, тогда что?
Карел подымил трубочкой, подумал, изрек:
– Тогда в другой деревне найдешь мою лавку и передашь.
– А что у тебя во всех деревнях лавки имеются? – насмешливо спросил Петр.
– Во всех, не во всех… - ответил уклончиво негоциант, - но во многих. Если и нет, то писать-то должно тебе по-немецки, отдашь в любую. Все негоцианты знают меня. Передадут. А языка другого, кроме финского, они не знают. Понял, Пайво?
– Понял. – Ответил, хотя до понимания далеко еще было.
С остановками, торговлей, менами разными, да беседами неторопливыми с хуторянами разными, добрались на третий день и до Пуумалы. Расстались на околице:
– Ну, бывай, Пайво! – важно пыхнул трубкой купец.
– И тебе здравствовать, Тимо! – поклонился ему Петр. Разошлись.
Нашел Петр, а ныне Пайво, казенный бустель капитана Валька. Добротное было хозяйство. Дом господский каменный, в десяток комнат, сараями, да амбарами мощными окружен. Там и добро хранилось разное, припасы, зерно, отдельно скот содержался. Самого-то хозяина не было. В отъезде по делам служебным.
Пайво встретила девушка лет шестнадцати-семнадцати. Да красавица какая… Одета просто, по-крестьянски, но видно сразу, что из господских. Светловолосая – прядь из-под платка выбилась, а глаза… как озера чухонские синевы прозрачной и бездонной. Румянец девичий так и горит на щечках бархатных. Сама тонюсенькая, как тростиночка, но взгляд строгий и внимательный. Поклонился ей в пояс Пайво, по-фински обсказал кратко, что письмо имеет до госпожи Вальк от отца, значит ее.
– Ой, от дедушки Алекса! – запрыгала, захлопала в ладоши, девушка. – Пойдем, пойдем скорее, к матушке. Как кличут тебя, не расслышала? – и за рукав в дом потащила.
– Пайво! – на ходу отвечал – Пайво Вессари.
– Пойдем, пойдем, Пайво. То-то матушка обрадуется! – все за собой увлекала.
Хозяйка на пороге встречала. Вглядывалась, что за незнакомца дочка в дом ведет. Повзрослела Мария. Перед Пайво стояла цветущая сорокалетняя женщина, золотистая блондинка, с осанкой великосветской дамы. При всей тонкости черт лица, Веселов разглядел нечто схожее и с Алексеем Ивановичем. И эта родственность проявлялась скорее не во внешнем сходстве, а в фигуре женщины, в ее умеренной полноте:
– Кого ты к нам ведешь, Хельга? – с улыбкой спросила по-немецки Мария дочку.
– От дедушки нашего, письмо привез посланец. – Радостно затараторила девушка, - я сама его у ворот наших обнаружила. Вот и привела.
– Как замечательно! – всплеснула руками хозяйка, - давай скорее – потянулась за письмом.
– Низко кланяется вам, Мария Алексеевна, барин мой, Алексей Иванович, - в поклоне низком передал письмо. А сказал-то по-русски!
– Да ты никак по-русски говоришь? – удивилась хозяйка, переходя на тот же язык, и нетерпеливо разворачивая письмо. Глазами быстро забегала по строчкам. Лоб наморщился. Изредка отрываясь от чтения, на Петра посматривала. Дочурка крутилась тут же у крылечка, глазками синими поблескивала. То на мать, то на незнакомца. Не терпелось узнать, что ж там такого батюшка написал. Наконец, мать оторвалась от письма, на Петра посмотрела внимательно.
– Ну матушка… - дочка взмолилась. – Ну что там дедушка пишет?
– Дедушка… - мать произнесла задумчиво, потом перевела взгляд на Хельгу, отвлеклась, - дедушка пишет, что жив, здоров, почти не хворает. Прислал вот помощника к нам своего – кивнула на Петра.
– А в гости, в гости к нам приедет? – все допытывалась девушка.
– Нет, моя радость, - головой покачала, - Староват он. Для поездок дальних. – А сама опять внимательно Петра рассматривала. – Пойдем-ка в дом, Пайво Вессари. А ты, Хельга, погуляй, побегай. – Девушка нахмурилась, обидевшись, что ее не приглашают, отвернулась, пошла в сторону. Сначала медленно, шагом обиженным. Спинка выпрямлена, головка задрана вверх к солнцу. Может, что слезы не покатились? Но обида девичья, что облачко летнее, пролетело стремглав по небу, и нет его. Побежала куда-то Хельга. Мать, взглядом провожая, усмехнулась. И Пайво:
– Ну заходи в дом!
Долго расспрашивала Петра хозяйка. Рассказал, как научили. Рос сиротой родителей своих не помня, при Алексее Ивановиче, что заместо отца родного стал, после служить отправился. Воевал. Капральским чином был вознагражден. А потом, в полк другой переведен был. А там не служба, а барщина сплошная. А он не крепостной, а вольный. Ему еще в младенчестве, Алексей Иванович, вольную дали. Разжаловали, били сильно, вот он и подался назад в Хийтолу. А оттуда уж сюда отправил его Алексей Иванович.
– Не про тебя ли говорил батюшка мой, когда навешали мы его, лет десять назад? – прищурилась Мария Ивановна.
– Может и про меня? – пожал плечами.
– Только, кажется он Петром тебя называл?
– Так это по-русски, а по-нашему, по-чухонски – Пайво. – пояснил.
– Ну и что ж ты делать у нас будешь? – задумалась Мария Алексеевна.
– Батюшка, Алексей Иванович, строго наказывал охранять вас, поскольку делу ратному я обучен и привычен. Время ныне лихое. Или супругу вашему в помощь, он ведь ахфицер сказывали.
– Офицер… Капитан в полку Карельском драгунском. Только нет его покуда. Приедет, вот и порешим. Ну а пока, Пайво, - хозяйка поднялась из-за стола, поднялся и Веселов, - размещайся в той половине – показала рукой, - где прислуга наша живет.
– Благодарю вас, барыня, - низко поклонился ей Веселов.
– Ну-ну, - остановила его Мария Алексеевна, - у нас таких глубоких поклонов и королю не отвешивают. Достаточно голову наклонить.
– Слушаюсь. – И вышел.
Так и началась жизнь Петра, а ныне Пайво, в стране чужой. Первые дни ходил по местечку, осматривался. Все было тихо, войск никаких не наблюдалось. Сама по себе Пуумала представляла из себя целый архипелаг островков, огромной водной поверхности Саймы. Только там, совсем неподалеку, напротив, берег уже считался русской территорией. Изредка появлялась на берегу фигура солдата. Постоянного поста здесь не было. А к воде солдаты спускались кликнуть какого-нибудь рыбака финна, да прикупить у него, по-дешевке, рыбы свежей. Самим ловить лениво было. Тем и ограничивались контакты.
Через неделю приехал и сам хозяин – капитан Иоганн фон Вальк. Мрачный, как туча, лишь увидев дочку, да жену прояснилось лицо его. Но не надолго. После ужина семейного, вызвали и Петра к хозяину. Слово в слово повторил он свой рассказ. Хозяин не перебивал, слушал внимательно. Спрашивал в конце. Вопросы были резкие и краткие. По существу:
– На каких языках изъясняться можешь? – вопрос был задан на немецком.
– На немецком, на чухонском, на русском, - загибал пальцы Веселов, - немного по-французски, да и по-польски тож.