Шведская сказка
Шрифт:
– Господи! – ладошкой рот прикрыла.
– Да, Олюшка, на все воля Божья! Увезти тебя хочу я.
– В Нейшлот, к коменданту Кузьмину. Он друг наш. Он и батюшку знает давным-давно. Он и про тебя знает. Поможет. К дедушке отправит тебя. А война… она скоро кончиться. Не смогут шведы с Россией-то воевать. Не под силу им. Это все король их, Густав, в драку-то лезет, а солдаты и офицеры не хотят…
– Я слышала… - тихо молвила Оля, - батюшка мой тоже так говорил…
– Ну вот видишь… Только торопиться нам надо, любимая… времени совсем мало у нас. Завтра к вечеру война начнется, шведы в осаду возьмут Нейшлот. А тебе успеть надобно.
– А матушка? Как же она, Петенька? – опять глазами синими сверкнула, слезы набежали.
– Я все сделаю. Крестьяне да солдаты помогут. Отпоем, как положено и похороним. Только тебя сперва отвезу.
– Хорошо, Петенька. – согласилась покорно. – А ты? Останешься?
– Так надо, Олюшка. А потом приеду и поженимся. Правда?
– Правда, любимый! – и расцеловались.
На усадьбе драгун не было. Шведов мертвых, казаками ряженых, с собой увезли. Крестьяне пришли с хуторов ближних. Солдаты, что в карауле уцелели, с ними толпились. Матушку Ольгину и служанку ее убитую, уже вынесли. Женщины в доме прибирались.
Ольга, как мать увидела, так к ней бросилась. На нее упала, в рыданьях забилась. Веселов, понимая, что проститься надо, да и горю-то не поможешь, отошел в сторону. Нурминнена подозвал к себе:
– Вы павших своих похороните, и к Нейшлоту подавайтесь.
– Что так? – спросил финн.
– Война началась! – показал на тела.
– Так не русские же их…
– Теперь уже не важно. Шведы войну начали. Завтра Нейшлот осадят.
– Перкеле… - выругался финн.
– Да! – согласился с ним Веселов. – У меня просьба к тебе, Нурминнен.
– Говори, все исполню.
– Приготовь двуколку, отвезу Хельгу к родным ее, и вернусь.
– А есть куда? – спросил солдат.
– Есть! – усмехнулся Петр.
– Сейчас сделаю.
– Поторопись, Нурминнен.
– Я быстро.
Теперь самое трудное предстояло – увести девушку от тела матери. Как же тяжко на горе смотреть человеческое, а когда оно родных твоих людей касается, просто не выносимо…
– Оленька… - оторвал девушку от матери покойной. – Пойдем, пойдем родная… позаботятся о ней, собраться тебе нужно, милая.
Ушла покорная ему. В дом вступили, а там еще пятна кровавые. Увидела и…, хорошо Петр рядом был, подхватил – она чувств лишилась. Пронес в комнату, на кровать уложил. Рядом сидел, терпеливо ждал, когда очнется. Наконец, ресницы пушистые затрепетали, приоткрылись, вздохнула глубоко, по сторонам посмотрела – где мол я, потом на Петра вопросительно.
– Оленька, ты дома, ты со мной. У тебя обморок случился. – Сердце разрывалось от происходящего.
Кое-как собрались. Петр рубаху нашел себе чистую, камзол сверху солдатский набросил. Бок постанывал, но не сильно. Повязка не набухала.
– Молодец, фельдшер, грамотно перевязал. – Подумать успел. Тем временем еще и письмо быстро сочинил коменданту Нейшлота:
«Завтра, 29-го, к вечеру ждите шведов. Они начинают войну. Ныне была диверсия, в казаков наших вырядились и напали на Пуумалу, яко мы. То повод был. Письмо шлю с невестой своей, Ольгой, внучкой нашего Алексея Ивановича, что рассказывал прошлый раз. Позаботьтесь о ней. Осиротела она ныне. Мать погибла. Отправьте к батюшке моему. Век благодарен буду. Сам остаюсь. Ныне при штабе буду. При том полковнике, что к вам приезжал со мной. Петр». Свернул бумажку – и за пазуху.
Нурминнен уже все подготовил. Веселов хлестнул лошадей и помчались. Быстрей, быстрей. Успеть надо!
К вечеру выскочили к Нейшлоту. Мост впереди лежал пограничный. С шведской стороны ни одного поста. Словно вымерли, как в тот раз, что со Стединком приезжал. На другой стороне моста два русских солдата стояли. Их заметили, ружья поправили, стали наблюдать внимательно.
– Оленька! – Веселов спрыгнул легко и ее на руки подхватил. Узелок подал легкий, что собрала она в дорогу. – Теперь ты через мост пойдешь, прямо к тем солдатам. Подойдешь и скажешь: «Мне нужен сержант Ахромеев». Они вызовут. А когда тот придет, ему скажешь: «Я невеста Петра Веселова. Мне к коменданту надобно!». Он все сделает. И письмо, - достал из-за пазухи, - письмо отдашь коменданту. Ну, родная моя, давай прощаться…
Обнялись, поцеловались. Заплакала опять Олюшка.
– Жди меня, сударыня разлюбезная моя Оленька, жди ненаглядная – шептал в лицо любимое, губами слезы горькие осушая.
– Пообещай, что вернешься скоро! – сквозь всхлипывания попросила.
– Вернусь, милая, ты же знаешь, я всегда возвращаюсь! – Поцеловал крепко и оторвал от себя, - Иди! Иди, моя Оленька! Поторопись!
Потом стоял долго на мосту. Смотрел, как шла она, спотыкаясь, как тростиночка. Аж дышать трудно стало, как жаль цветочек свой лазоревый. Что-то впереди их ждет.
У солдат остановилась, сказала что-то. Один с ней остался, другой стремглав убежал куда-то. Вскоре с Ахромеевым вернулся. Тот только глянул на другой берег, все понял. Кивнул Веселову издалека, мол не бойся, ваше благородие, все исполним. И увел за собой Ольгу.
Делать нечего, постоял, постоял, да обратно в двуколку поднялся. Бок разболелся вдруг. Руку сунул под камзол – кровь выступила.
– Куда поедем, маеор? – себя спросил.
– Куда, куда… ясное дело в Сен Михель. К Стединку!
Утром, 29 июня 1788 года, тремя колоннами шведы вышли из Сен Михеля.
– Дирекция – на Нейшлот! – объявил Гастфер. – Господа офицеры, кто возьмет на себя смелость и отвезет коменданту этой русской крепости мой ультиматум?
В ответ - молчание. Воевать никому не хотелось. Все понимали, что дразнить русских – это идея их сумасбродного короля. Только знает ли король, как жестоко отомстят русские за нападение?
Вперед вышел честолюбивый майор Егерхурн:
– Я отвезу!