Сиамская овчарка
Шрифт:
Рита не успела ещё подмести клетку у страусов, а Маруся уже пришла из дирекции. Рита испугалась, такая красная, возмущённая была обычно спокойная Маруся.
— Вас обидели? — спросила Рита. — На пенсию отпускают?
— В отпуск гонят, — будто Рита в чём виновата, закричала Маруся.
— Так хорошо, — словно оправдываясь, пробормотала Рита.
— Тебе хорошо, вам, девкам, только бы лодыря гонять…
Рита обиделась, а Маруся капризно сжала тонкие губы и сказала:
— Я в санаторий больше не поеду! Хватит! Была я в санаториях — всё культурно,
— Я слушаю, — подбодрила Марусю Рита.
— …Девка здоровая за столом сидит, от работы отлынивает, а семья надрывается.
— Так откажитесь от санатория, — предложила Рита.
— А дома тоже, что за отпуск? На работе с вами и то лучше. Если б в деревню! — И Маруся тяжело вздохнула.
— Конечно поезжайте! — Рита так радостно улыбнулась, будто сама придумала выход. — И отпуск у вас большой: и за этот год, и за прошлый, и отгулы — всё лето! — уже с завистью в голосе закончила Рита.
— Ты работай, а то ишь разболталась, — оборвала Маруся беседу.
«А верно, съезжу, — уже про себя решила и как-то успокоилась Маруся. — В поезде день, ночь и еще полдня, а там к вечеру и на месте. Сестра Нюра лет пятнадцать зовёт. Подружке Феньке только за шестьдесят перевалило, а Нюра пишет: бодрая Фенька, весёлая, здоровьем не обижена, хорошо бы увидеться. Председатель и тот считается с ее знаниями по скотным делам».
Скоро заметили Рита с напарницей Тамарой, как Маруся переменилась. На работу приходить раньше на час стала. Только птиц накормит и… Сумку в руки — убегает по магазинам.
Анна Ивановна, что у медведей работает, в обед зайдёт чайку попить и всё подтрунивает над Марусей:
— Эких ты, Маша, духов пахучих накупила и босоножки затейливые, для молодёжи в самый раз. Никак ты, Маня, помолодеть собралась?
А как-то Маруся целую сетку заграничных консервов еле дотащила, на пол в дверях поставила и говорит:
— Ну, работнички, на завтра билет взяла. Сама не знала, как по старым местам стосковалась.
В обед достала из сумки домашних пирогов, ватрушку на столе разложила и говорит:
— Ну, девки, не балуйте без меня, лихом не поминайте, время быстро пройдёт. Одна у меня сейчас забота, как покупки довезу. Три чемодана, да мешки, да сетки. Никого обидеть не хочется, давно не была дома.
Только чай разлили, вдруг заведующая пришла, да не с птичника, а с другого сектора, с «хищного».
— Присаживайтесь, Вера Семёновна, — зовёт Маруся к столу.
Та присела и не берёт ничего.
— Не стесняйтесь, — говорит Маруся. — Старуху и проводить можно, вроде заслужила.
— Завтра едете? — спросила Вера Семёновна.
— В это время уже у Москвы буду.
— А как же Симба? Вы два дня не заходите, она есть перестала.
Маруся растерялась:
— Я же на птичнике работаю, лев-то не в моём ведении.
— Марья Ильинична! Он ест только у вас, — говорит заведующая. — Как Люда в институт поступила, львёнок признаёт только вас. Конечно, право ваше, отпуск ваш и закон. Я требовать не могу. Но может, отпуск на месячишко отложите, и он привыкнет к кому другому? А?
Маруся сразу сникла, будто постарела, и тихо сказала:
— Я хоть и неверующая, да невольно бога вспомнишь. Креста на вас нет. Сколько не отдыхала по-человечески, всё Маруся — туда, Маруся — сюда. Подарков на всю деревню купила, телеграмму дала, встречать будут. Нет! — решительно сказала Маруся.
— Ваше право, — ответила Вера Семёновна и вышла, тихонько прикрыв дверь.
Вера Семёновна ушла, а Маруся сказала Рите с Тамарой:
— Да что они, с ума сошли, что ж мне его с собой брать?
— А возьмите! — предложила Рита.
Маруся прикрыла ладошкой рот и, хихикая, сказала:
— Да меня вся деревня засмеёт. Льва, скажут, Манька завела, наверно, богатств накопила в городе столько, что и собака сохранить не может. Знать, в большие начальники вышла.
— Умрёт он, — сказала Рита. — Если бы меня признавал…
— Не сдохнет! — успокоила Тамарка. — Выпороть его надо! А то за Маруськой таскается. Ты, Мань, правда, возьми палку хорошую и выдери. Вся блажь уйдёт. Детей секут, они только лучше становятся. А то возишься с ним, как с королёнком, — выдери!
— Ты, Тома, дело говоришь, — серьёзно согласилась Маруся. — Да не могу я — жалко.
— А жалко, так вези как дура.
— Нет, не возьму, — неуверенно сказала Маруся. — Привезу, что ж, за сиамскую кошку её выдавать? Так большая очень.
— За сиамскую овчарку попробуйте, — предложила Рита.
В тамбуре вагона громко стучали колеса. Измученная долгой поездкой Симба, растянувшись, спала на прохладном полу. Проводница вошла в тамбур и, прикрывая за собой дверь, приказала:
— Сюда нельзя, гражданин пассажир. Нечего любопытствовать. — И уже ласково обратилась к Марусе: — Чайку принесла вам.
— Мне один стакан, — слабым голосом попросила сидящая на ящике в уголке тамбура Маруся.
— И его попоишь, остуди только, — велела проводница. — Хоть и лев, а в дороге чаёк — милое дело.
Маруся взяла поднос с двумя стаканами, поставила к себе на колени.
— Ты, милая, не думай, — сказала проводница. — Ты Валю знай, чтоб она какую тайну выдала — ни-ни. Твоя начальница велела, что зверь, мол, казённый, а пассажиры ласками напугать могут… Ты поверишь? — проводница гордо поглядела на скорбно кивающую головой Марусю. — Всем объяснила, что собаку, мол, редкую везёшь. Сознательные пассажиры все поверили, а этот, да сама знаешь… Вбил в свою упрямую башку — лев, и всё тут. Ну, я навещу тебя ещё, пей чаёк.