Сиамская овчарка
Шрифт:
Симба вздрогнула во сне, и все, вздрогнув, покосились на неё.
— …Так вот. Собака охотницкая, по птице учёная. Так веришь, Маня, всю птицу у ней во дворе порешила. Правда, Колька учил ее — в каждую удавленную носом тыркал. А всё равно не доучил — птица во дворе кончилась. Так Колька и ружья покупать не стал. Свёл собаку в город.
— Клавка газеты везёт, — обрадовалась Нюра. — Хорошо, застала её. — И крикнула приближающейся на велосипеде почтальонше: — Ты, Клавка, об ящик газеты не рви, не барыня, можешь и в дом внести.
— Телеграмма
— Ой, бабоньки, не могу… Ой, шустрая ты, Клавка… — хохотала Нюра.
Позавтракали. Маруся раздала подарки. И, увидев не съеденную Симбой кашу, решительно сказала:
— Я пройдусь, что-то хочется на родные места взглянуть. В магазин загляну. Интересно, что у вас тут. Может, оставлю я щеночка, Нюр? Устаёт он быстро.
— А ты далеко не ходи, — посоветовала Нюра и созналась: — Боязно мне с ним оставаться.
Между речкой и пшеничным полем шла дорога. Симба шла спокойно, без поводка. Видимо, сказывалась вчерашняя усталость.
Маруся сняла туфли, пошла босиком, ощущая забывшими волю ногами крупные песчинки. Ветерок с речки был слабым, шевелил только колосья у дороги и тут же замирал в них. Было так спокойно, что Маруся не думала про город, про неприятности переездов и забыла о желании уехать.
Возле магазина было людно. Ребятишки пили квас возле бочки. Мужики сдували пену с кружек, сосредоточенно чистили вяленых окушков.
— Во здорово! Лев! — отходя от мужиков, радостно крикнул высокий парень.
— Какой такой лев? Ты, Митька, в тенёчек стань.
— Да что я, львов не видел? — обиделся Митька.
— Нет, это собачка, щеночек, — испуганно и быстро объясняла Маруся окружившему её народу. — Щеночек сына, сиамская овчарка, — всё на мать валят, — устало закончила Маруся.
— А ты, Митька, не спорь, — вступилась пожилая строгая женщина, — ей лучше знать. Ишь, моду взял со старшими спорить. Вон я в городе видела собаку, так у неё морда сделана, как у человека совсем.
— А к Гориным, что у магазина живут, — встряла в разговор другая женщина, — гости приезжали, так пёс у них чёрный, стриженый, как лев.
— То пудель, — сказал знающий Митька, — а это…
— Ну фигура у него такая, — вдруг закричала строгая женщина, — говорят тебе, под человека собак делают, а тут подо льва сделан. Ступай домой, умник.
«Наверное, сын», — подумала Маруся. И сжавшимся сердцем попросила: «Господи, ну зачем я приехала. Господи, помоги».
— Мне не верите, у Надежды Васильевны спросите, — не отставал Митька. — Она как раз в магазине.
— А верно, — сказал кто-то. — Учительница знает.
— Погоди, — остановила Митьку строгая женщина. — Вот купит что ей надо, выйдет, тогда и пригласишь сюда.
«И не уйдёшь ведь, — стараясь улыбаться, грустно думала Маруся. — Мясо-то купить надо».
— Похожа на льва. Совсем как лев. — Надежда Васильевна окинула Симбу взглядом знатока. — Только, Митя, львы огромные, с гривой.
— Так он пока маленький, — удивился непонятливости окружающих Митя.
— А где вы приобрели его, гражданка? — спросила Надежда Васильевна.
— Это щенок сиамской овчарки, — сдерживая злость, ответила Маруся. — А где сын покупал, не знаю.
— Надули в городе, — авторитетно крикнул сидевший на ступеньках магазина дядька.
За прилавком стояла Дуся.
— Хоть бы зашла, — стараясь обиженно, еле сдерживая улыбку радости от встречи, сказала Дуся. — Как живёшь?
— Вечером, сегодня, а сейчас ничего не спрашивай и заверни мне мяса два кило, — сказала Маруся.
Домой вернулась Маруся под вечер, уставшая не меньше вчерашнего. Нюра промолчала, глядя на пыльную Симбу, заснувшую на чистом половике. А половики в деревне сами мастерили, одна хозяйка выхвалялась перед другой. И цвета подбирали разные. Да так половики у всех хороши были, что и не скажешь, у кого лучше, нарядней.
— Поеду завтра, Нюра, — сказала Маруся, кивнув на Симбу. — Видишь, оказия какая со мной…
— Да что мне, думаешь, половиков жаль, — сказала Нюра. — Тебя жалко. Доведут тебя в городе-то. Приезжай совсем. Сначала писала: «Сына выращу…» А теперь что? Дом пустой, а вы? В коммуналке. В одной комнате жмётесь, духоту нюхаете. Да что мне тебе объяснять, сама, чай, оттуда.
— Как я сына оставлю, — оправдывалась Маруся. — Кабы он поехал, так и говорить нечего. Беседовали как-то. И слышать не хочет. Здесь театр, говорит, Эрмитаж. Правда, в Эрмитаже года два назад был, а в театре и не помню когда. В парк иногда гулять ходит. В Летний.
Симба потянулась, обнажив из подушечек лап длинные когти, и опять заснула, громко дыша во сне.
— Ты бы к ученым сходила, Мань.
— Это еще зачем?
— Не нравится мне, какую сынок тебе собачку подсунул. Не к добру это. Послушай сестру, покажи щеночка знающим людям.
Маруся проснулась поздно. Громко урчал опять запрыгнувший на шкаф кот.
Симба с любовью посмотрела на хозяйку и стала опять караулить кота. Ей здесь нравилось.
— Уедем сегодня, Васька, — сказала Маруся.
На столе, возле кровати Маруси, на вышитой ромашками скатерти лежал клочок бумаги. Карандашом, корявым почерком на ней было написано:
Пасу коров у амбара. Приходи. Твоя сестра Нюра.
Я тебя очень жду.
«Ишь, барыня городская, разоспалась», — подумала про себя Маруся.
Маруся покормила Симбу мясом из ледника. Кинула кусочек Ваське на шкаф, да не докинула. Кот, учуяв вкусное, забыв про страшного гостя, мигом слетел с отсидки и, хрипло урча, поглядывал, не останется ли что от Симбы. Не быстро ли она ест.