Сиамский ангел
Шрифт:
Но в трубках он знал толк.
Редкий случай — Марек прибыл в контору первым. Он решил этим воспользоваться и спокойно позвонить старшему — пусть бы помог купить и врезать новый замок. Не хотелось обсуждать домашние болячки при ней.
Конечно, можно было и из дома. Но дома с утра он вечно был в цейтноте и смирился с этим, никаких планов на утро уже не строя. А из кабинета, имея по меньшей мере десять минут тишины и свободы, самое то.
— Я новую мобилу покупаю, эту могу тебе отдать, хочешь? — узнав братний голос, сразу предложил старший. — Ты не бойся, она у меня всего полгода, чуть больше, но
— Вместе с номером?
— А что? Будешь оплачивать счета, и только.
На мобилу ему вечно не хватало денег. Даже на дешевую, на самую простенькую «Моторолу». Брат довольно часто угадывал тайные желания. Но вот знакомить Марека со своими девчонками закаялся, определив после нескольких попыток ситуацию кратко и емко: не в коня корм. Впрочем, девчонки были такие, что ноги — от ушей, а в голове — пух и перья.
Поэтому они у брата долго и не задерживались.
Положив трубку, Марек включил компьютер — и только к обеду осознал, что забыл про замок напрочь и окончательно.
Стало быть, не очень-то было и нужно, постановил он, стало быть, подсознание лучше сознания знает, требуется новый замок или не требуется. И вообще — обработано до хрена файлов, отправлено на визирование по Сетям — пять текстов и еще факсом — один. Пока начнут приходить ответы — можно и перекусить.
По коридору величественно шел Зильберман.
Перекусывать в одиночку — погано, с девчонками — честно говоря, скучно, потому что вечно трындят про одно и то же, она позвонила и сказала, что весь день будет отсутствовать, обрабатывает клиентов. Димка Осокин, Глеб Малышев и Валерка Золотарь при его появлении принимаются держать дистанцию. С Валеркой вообще ерунда — эту фамилию еще его прадед должен был поменять. Тупой Валерка утверждал, будто золотарь — так раньше назывался ювелир. А Марек ткнул его носом в словарь Даля — и оказалось, что кое-где так называли мастера, который делает позолоту по дереву, отнюдь не ювелира, в Сибири — служащего по золотым промыслам, а вообще синоним этому слову, простите, парашник. И золотарить — промышлять чисткой отхожих мест.
Потом Марек понял, что вообще не нужно было пускаться в лингвистические изыскания, тем более — при Димке и Глебе. Потом — когда он уже, опознав в собеседнике деревянный стук тупости, аккуратно умел уклониться от общения.
Держать при себе знания, не давая им выхода, было обременительно. А знал Марек много — и русскую литературу за пределами убогой школьной программы тоже, и на всякую каверзную тему мог потолковать, вот, скажем, — сам ли Пушкин написал «Гавриилиаду», или пришлось отвечать за чужой грех; и точно ли грандиозные оды Державина на религиозные темы предназначались для декламации вслух, или же только для чтения…
Зильберман околачивался в конторе непонятно зачем. Видимо, скучал на пенсии. Он забредал в кабинеты бывших своих подчиненных и точно знал время уходить. Он сидел в баре для курящих с трубкой и выглядел мэтром на покое. Что и когда он в жизни сотворил — не помнил уже никто. Был сто лет назад Яша Зильберман, золотое перо молодежной прессы, вовремя не ушел из журналистики, зато журналистика от него ушла. Что писал, зачем писал — знал теперь только он сам. Но намекал, что работает над книгой. Все соглашались, что ему есть о чем рассказать человечеству, — но никто не просил дать кусочек на прочитку.
— Что слышно о косматых? — спросил Зильберман.
Это у них с Мареком была любимая тема — поиски допотопного человека по первоисточникам. В частности, отыскались следы в Ветхом Завете — плясали и скакали там по ночам в развалинах некие «косматые». Марек, сперва вычитав это в виде цитаты, усомнился, полез в Библию — проверять, зачитался и добрался до Экклезиаста. Тогда только сообразил, что больше в этой книге на «косматых» рассчитывать не стоит.
Очень обрадовавшись вопросу, Марек этак не навязчиво повел старика вниз, к бару, докладывая, что набрел на статью в журнале — так вот, если этой статье верить, «косматые» живут в наших широтах, прячутся в карстовых пещерах под болотами, а попадают в те пещеры вплавь, через норы, которые начинаются под водой. Но внутри там у них сухо и даже есть вентиляция. Там они рожают и воспитывают потомство по сей день, имея хорошие шансы пережить любую экологическую катастрофу
— Я бы не сказал, — возразил Зильберман. — Они ведь, если так, рыбой питаются.
И Марек, кромсая котлету, задал вопрос: чем отравлена океанская рыба — понятно, а что плохого в той, которая живет ну хотя бы на Псковщине, в никому не ведомых озерцах и речушках?
Зильберман неспешно курил и задавал новые вопросы. Заодно рассказал два хороших анекдота. Есть он не хотел, но взял в баре к кофе, как всегда, большую шоколадку и разделил ее с Мареком.
Должно быть, в детстве старика недокормили шоколадом.
*
Это была она, в своей короткой, мышиного цвета кофточке, под которой — темно-красный свитерок, высокое горлышко, но там, где рукав должен соединяться с этим, как его, туловищем, что ли, две прорехи, в которых так дерзко торчат два голых угловатых плечика. Она так ходит и на работу, и всюду.
А с ней шел мужчина ростом под два метра, но сказать «шел» — погрешить против истины. Перемещался. Он косолапил и соскребал ногами всю грязь с асфальта, он сутулился и вихлялся, будто у него позвонки не подпирают друг друга, а нанизаны на веревку, веревка же незримо зацеплена за крючок в небе.
Люди так не ходят, подумал Марек, это инопланетный монстр, который принял форму человека, но удерживать ее еще не научился и даже не понял, что у человека внутри есть кости и суставы.
Впрочем, иные люди ходят, даже нарочно вырабатывают эту расхлябанность, но у иных людей есть свои причины… весьма весомые причины…
Она и монстр подошли к дверям, над которыми угловатились экстравагантные буквы, с трудом увязываясь в слово «Марокко», произвели короткие переговоры, двери распахнулись.
Марек знал этот клуб по рассказам. Димка Осокин с Глебом Малышевым сюда на открытие ходили и потом еще как-то. Заведение было дурацкое, а вскоре после открытия прославилось такой вот странноватой фишкой. Его примерно раз в две недели снимала компания богатеньких дочек и сыночков, чтобы в узком кругу оттянуться в полный рост. Ровно в девять ворота запирались — и даже член этой самой дурной компании уже не мог проникнуть внутрь, разве что по канализации. И ни за какие деньги — такое правило! Свой, не свой, деньги, не деньги — девять часов, и точка.