Сибирь
Шрифт:
Они только языком прищелкивали.
Акимов еще в пору своих путешествий с Лихачевым заметил, что здесь, в Сибири, — в деревнях ли, на плесах ли рек, на охотничьих станах — еда отличалась особенным вкусом. Доводилось ему бывать в Петрограде в самых лучших ресторанах, посещал он и званые обеды дядюшки, на которые собирались светила русской науки, — уж там-то чего только не подавали! Иное блюдо так заковыристо называлось, такой иностранщиной веяло от этого названия, а вот есть такое хитроумное угощение приходилось с трудом. А тут простой жареный карась, а удовольствия от него больше званого
— Тут все ближе к природе, Ваня, а природа полна и тайн и чудес. Вот простая штука — пельмени. Ел ты множество раз. А знаешь ли, что настоящий сибирский пельмень стряпается из четырех сортов мяса: говядина, свинина, баранина, дичина (сохатина, оленина, козлятина). И дело не только в мясе и тесте, в которое необходимо плеснуть несколько ложек крепкой заварки чая. Чтоб пельмень получил неотразимый вкус, его непременно промораживают насквозь, а потом ссыпают в мешок из грубой конопляной нитки и держат в мешке на улице. Хитрое ли дело — конопляный мешок? А вот нате-ка! Содержит, по-видимому, какие-то такие свойства, которые превращают пельмень в волшебство.
Вот и в этом карасе было что-то такое, что можно было назвать волшебством.
— Как вы, хозяюшка, сумели так вкусно изжарить карася? — спросил Акимов смутившуюся старуху, для которой даже странным показался этот вопрос.
— Как всегда. Распорола, очистила, посолила, на сковороду положила, в печь поставила, — перечисляла старуха, все-таки польщенная вниманием гостя к ее стряпне.
— АН нет, Фекла, про одно забыла сказать, — перебил ее Филарет.
— Ты чо, старик?! Все сказала.
— Нет, не все. Забыла про молоко, — напомнил Филарет.
— И вправду забыла про это, — спохватилась старуха. — Как класть карася на сковороду, подержала его в молоке.
— А для чего это? — продолжал любопытствовать Акимов.
— А чтоб тинный дух от него отошел и мясо стало нежнее, — объяснила старуха.
— Вон оно в чем дело! Вот в этом-то, видать, и загвоздка, — заключил Акимов и переглянулся с Ефимом, который так был увлечен этим разговором, что позабыл о конях. Их надо было напоить прежде, чем запрячь в сани.
Прощаясь у ворот с Филаретом, Акимов попробовал предложить плату за приют и еду, но старик даже слушать об этом не стал:
— Да чо ты, паря, как можно такое? Разве мы торгаши какие? Не по-людски это! Нет, нет, паря, не позорь нас.
По правде говоря, Акимов не должен был делать этого. Все заботы такого рода лежали на Ефиме. Но уж очень растрогала Акимова и вкусная еда, и простота стариков с затерянной в тайге заимки.
Однако, когда отъехали от усадьбы с полверсты, Ефим отчитал Акимова:
— Ты, паря, на будущее остерегайся давать плату за приют. В наших местах такое не принято, и можешь людей ужасть как разобидеть. У нас пригреть человека, накормить его почитается божьим делом. Здешний ли ты, беглец ли, а умереть с голоду тебе не дадут и замерзнуть — тоже. Одни вот только старообрядцы да скопцы такое вытворяют, так за это люд-то наш ни в какую их за своих не считает… Ну еще эти душегубы, какие в Чигару на постоялый двор слетелись. Да тех что считать?! Коршуны!
— Понравились старики мне… Виноват, дядя Ефим.
А сын-то у них где?
— Рыбалит на озерах. Вишь, карась со дна наверх пошел.
— Совсем глухой и немой?
— Вон как та елка.
— Несчастный парень.
— А чо? Пакостные-то слова разве счастье слушать?
Ефим-то не зря сказал, что парень в рубашке ро дился. Пока Акимову везло. Путь от заимки Филарета до Лукашкиного стойбища, самый трудный участок маршрута, оказался вполне пригодным. Олени перемесили копытами снег, а нарты пригладили его. Свежий снег слегка притрусил дорогу и не успел еще слежаться. Кони шли легко, свободно, и кое-где Ефим переводил их на рысь. Небольшим препятствием оказались речки, которые пришлось пересекать по целине. Подледная вода уже выступила наружу, и старая дорога была скована наледью. Пришлось искать новый переезд.
Ефим вытащил из саней пешню, походил с ней по снегу, поковырял лед, сковавший речки, и, найдя пологий спуск, пересек русло в новом месте.
— Ну теперь, паря, покатим без задержки, — удовлетворенно сказал Ефим и объяснил свое беспокойство: — Эти речки, язви их, ужасть какие капризные в зимнюю пору. Случалось, вздуются, встанут поперек льдинами, и ну хоть плачь. А нонче, вишь, не успели еще обрюхатиться. И откуда, холера их забери, сила у них берется? Взламывает лед, как ореховую скорлупу.
А ведь он чуть не в сажень толщиной. Старики-то, может, правду говорят, когда стращают нечистой силой…
Акимов мог бы, конечно, высказать Ефиму свой взгляд на его рассуждения: живая земля, мол, в Нарыме, мощные процессы происходят в ней, никакой тут нечистой силы и в помине нету, — но ему не хотелось отвлекаться от своих наблюдений.
Равнина, поросшая мелким пихтачом и ельником, простиравшаяся от горизонта до горизонта, была изрезана резко выступавшими холмами и увалами. Акимов знал, что они находятся где-то неподалеку от тех плесов Кети, на которых дядюшка Венедикт Петрович Лихачев производил свои изыскания. Тут одно лето вместе с профессором провел и Акимов. Он вспоминал сейчас те дни с тихой улыбкой. О многом они тогда переговорили с Лихачевым. И немало спорили, касаясь не только общественной жизни России, постановки просвещения и образования в ней, но и специальных вопросов землеведения. Именно тогда Акимов высказал мнение об особенностях геологической структуры междуречья Кеть — Чулым: оно непосредственно смыкается с плоскогорьем, с выходами изломов палеозоя. Дядюшка тогда не то что оспаривал Акимова, а как-то подзадоривал его, будил в нем все новые мысли.
— Молодец, Ванька. Не зря носишь на плечах предмет под названием голова! — пошутил Лихачев и дружески похлопал своего юного друга по крепкой спине.
Приглядываясь сейчас к местности, Акимов мысленно возвращался к своим соображениям, высказанным профессору Лихачеву. "Правильно оценил, Иван, интересную гипотезу высказал, — разговаривал сам с собой Акимов. — Была бы возможность, зазвать бы сюда еще раз дядюшку, пройти эти площади до берегов Енисея, посмотреть на все собственными глазами. Нет, не случайны здесь эти складки".