Сибирочка (сборник)
Шрифт:
– Новенькая, Василий Васильевич!
– Иконина-вторая!
– Сестра Юлии Икониной.
– Вчера только приехала из Рыбинска.
– Из Костромы!
– Из Ярославля!
– Из Иерусалима!
– Из Южной Америки!
– Молчать! – кричала, надрываясь, тощая барышня в синем платье.
Учитель,
– А кто из вас может сказать, когда благовоспитанные девицы бывают курицами?
– Когда они кудахчут! – бойко ответила с передней скамейки розовенькая белокурая девочка с веселыми глазками и вздернутым пуговицеобразным носиком.
– Именно-с, – ответил учитель, – и я прошу оставить ваше кудахтанье по этому случаю. Новенькая, – обратился он ко мне, – вы сестра или кузина Икониной?
«Кузина», – хотела ответить я, но в эту минуту с одной из ближайших скамеек поднялась бледная Жюли и произнесла сухо:
– Я, Василий Васильевич, не хочу считать ее ни сестрой, ни кузиной.
– Это почему же? Почему такая немилость? – изумился тот.
– Потому что она лгунья и драчунья! – крикнула со своего места белокурая девочка с веселыми глазками.
– А вы почем знаете, Соболева? – перевел на нее глаза учитель.
– Мне Иконина говорила. И всему классу говорила то же, – бойко отвечала живая Соболева.
– Недурно! – усмехнулся учитель. – Хорошо же вы отрекомендовали кузину, Иконина. Нечего сказать! Откровенно! Да я бы на вашем месте, если бы это и было так, скрыл от подруг, что у вас кузина драчунья, а вы точно хвастаетесь этим. Стыдно выносить сор из избы! И потом… Странно, но эта худенькая девочка в траурном платьице не имеет вида драчуньи. Так ли я говорю, а, Иконина-вторая?
Вопрос был обращен прямо ко мне. Я знала, что мне надо было ответить, и не могла. В странном смущении стояла я у дверей класса, упорно смотря в пол.
– Ну, хорошо, хорошо. Не смущайтесь! – ласковым голосом обратился ко мне учитель. – Садитесь на место и пишите диктовку… Жебелева, дайте тетрадку и перо новенькой. Она сядет с вами, – скомандовал учитель.
При этих словах с соседней скамейки поднялась черненькая, как мушка, девочка с маленькими глазами и тоненькой косичкой. У нее было недоброе лицо и очень тонкие губы.
– Садитесь! – довольно-таки нелюбезно бросила она в мою сторону и, подвинувшись немного, дала мне место около себя.
Учитель уткнулся в книгу, и через минуту в классе по-прежнему стало тихо.
Василий Васильевич повторял одну и ту же фразу несколько раз, и потому было очень легко писать под его диктовку. Покойная мамочка сама занималась со мною русским языком и арифметикой. Я была очень прилежна и для моих девяти лет писала довольно сносно. Сегодня же я с особенным усердием выводила буквы, стараясь угодить обласкавшему меня учителю, и очень красиво и правильно исписала целую страницу.
– Точка. Довольно. Жукова, соберите тетради, – приказал учитель.
Худенькая востроносенькая девочка, моя сверстница, стала обходить скамейки и собирать тетради в одну общую груду.
Василий Васильевич отыскал мою тетрадку и, быстро раскрыв ее, стал просматривать прежде всех остальных тетрадей.
– Браво, Иконина, браво! Ни одной ошибки, и написано чисто и красиво, – произнес он веселым голосом.
В тот же миг раздался резкий голос с последней скамейки.
– Я очень стараюсь, господин учитель, не мудрено, что вы довольны моей работой! – произнесла на весь класс моя кузина Жюли.
– Ах, это вы, Иконина-первая? Нет, это не вами я доволен, а работой вашей кузины, – поторопился пояснить учитель. И тут же, увидя, как покраснела девочка, он успокоил ее: – Ну, ну, не смущайтесь, барышня. Может быть, ваша работа еще лучше окажется.
И он быстро отыскал ее тетрадь в общей груде, поспешно раскрыл ее, пробежал написанное… и всплеснул руками, потом быстро повернул к нам тетрадку Жюли раскрытой страницей и, высоко подняв ее над головою, вскричал, обращаясь ко всему классу:
– Что это, девицы? Диктовка ученицы или шалость разрезвившегося петушка, который опустил лапку в чернила и нацарапал эти каракульки?
Вся страница тетради Жюли была испещрена крупными и мелкими кляксами. Класс смеялся. Тощая барышня, оказавшаяся, как я узнала потом, классной дамой, всплеснула руками, а Жюли стояла у своего пюпитра с угрюмо сдвинутыми бровями и злым-презлым лицом. Ей, казалось, вовсе не было стыдно – она только злилась.
А учитель между тем продолжал рассматривать исписанную каракулями страницу и считал:
– Одна… две… три ошибки… четыре… пять… десять… пятнадцать… двадцать… Недурно, в десяти строках – двадцать ошибок. Стыдитесь, Иконина-первая! Вы старше всех и пишете хуже всех. Берите пример с вашей младшей кузины! Стыдно, очень стыдно!
Он хотел сказать еще что-то, но в эту минуту прозвучал звонок, извещающий об окончании урока.
Все девочки разом встрепенулись и повскакали с мест. Учитель сошел с кафедры, поклонился классу в ответ на дружное приседание девочек, пожал руку классной даме и исчез за дверью.
Глава IX
Травля. – Японка. – Единица
– Ты, как тебя, Дракуньина!..
– Нет, Лгунишкина…
– Нет, Крикунова…
– Ах, просто она Подлизова!
– Да, да, именно Подлизова… Отвечай же, как тебя зовут?
– Сколько тебе лет?
– Ей лет, девочки, много! Ей сто лет. Она бабушка! Видите, какая она сгорбившаяся да съежившаяся. Бабушка, бабушка, где твои внучки?
И веселая, живая как ртуть Соболева изо всей силы дернула меня за косичку.