Сибирская амазонка
Шрифт:
— Ну, тяжелый дьявол! — проворчал сердито Иван и отошел от дерева, к которому они привязали Глухаря, заведя ему руки за спину. Удивительно, но пленный не сопротивлялся.
Он смотрел на них исподлобья и ухмылялся.
— Ишь ты, — Иван присел перед ним на корточки, — слишком смелый или очень глупый? — Он перебросил пистолет Глухаря Алексею и, ухватив пленного за грудки, притянул к себе. — Чего скалишься? Или опять язык проглотил, как тогда, в Североеланске. Скажешь, не помнишь, как агенту полиции, — кивнул он на Алексея, — сюртук порвал?
— Память мне не отшибло, — усмехнулся Глухарь, — он сам под руку подвернулся!
— Ну
— Вопросы? Может, и отвечу на ваши вопросы, а может, и нет. Смотря что спрашивать будете, — расплылся в улыбке Глухарь. Мало того, что улыбка сама по себе не соответствовала его положению, в конце концов, она могла быть робкой и заискивающей. Но Глухарь улыбался крайне нагло и отвечал язвительно, словно он был хозяином положения, а не захватившие его сыщики.
Ивану это не понравилось. Он поднялся на ноги и посмотрел на Алексея, который пристроился на пеньке рядом с Глухарем.
Зная не понаслышке о талантах бывшего офени, он держал на коленях свой «смит-вессон» и трофейный пистолет, но это обилие оружия также не произвело на их пленника никакого впечатления.
— Кто такой, откуда и по какому случаю оказался в Пожарской? — спросил Алексей самым официальным тоном, на который только был способен. Хотя он сейчас более всего мечтал врезать по уху самодовольно взирающему на него наглецу, который с явным вызовом переспросил:
— Кто я такой? Человек! А живу там, где желаю! И бываю там, где душа просит!
— Имя, фамилия, происхождение? — Алексей сделал вид, что не обратил внимания на вызов. — Род занятий…
— Род занятий… — Глухарь перестал ухмыляться. Глаза его сузились, а губы сжались в тонкую полоску. — Много хотите знать, господа! — Он вздернул подбородок. Теперь он смотрел высокомерно, а голос его звучал властно. Этот человек действительно умел приказывать. — Немедленно развяжите меня! Остолопы! Мало того, что вы мне помешали в Североеланске, так еще здесь на мою голову свалились. Чего стоишь? — прикрикнул он на Ивана. — Развяжи руки. Мне нужно бумаги достать.
— А чего ж доставать? — осклабился Иван. Желваки заходили на его скулах, и Алексей понял, что его приятель в ярости. — Мы и сами их достанем! Без твоего согласия!
Он склонился над Глухарем, распахнул его армяк и полез за пазуху. Но тот вдруг напрягся, согнул в коленях связанные ноги и, резко выпрямив их, ударил Ивана в бедро. Тот покатился по траве. Алексей вскочил со своего пенька и направил револьвер в голову задержанного, но тот уже сидел как ни в чем не бывало и, словно не замечая нацеленного в него оружия, весело спросил:
— Поскользнулся, Ваня? Головой не ушибся?
— Я тебе покажу Ваню! — прошипел Вавилов, поднимаясь на ноги и потирая ушибленный бок. — Я сейчас тебя, как горного козла, заставлю скакать до станицы со связанными ногами. — Он повернулся к Алексею. — Отвяжи-ка его. До утра запрем его в арестантской. Руки развязывать не будем на радость блохам. К утру такие песни запоешь, голубь, и такие рассказы расскажешь, о каких даже не помышлял.
— Руки ты мне развяжешь сейчас, — процедил сквозь зубы Глухарь, — иначе это ты будешь блох кормить в арестантской, и, возможно, до конца дней своих. — Он посмотрел на сыщиков и понял, что его слова не произвели на них
Иван и Алексей переглянулись.
— Ладно, — неожиданно миролюбиво произнес Иван и подошел к пленному. — Развяжем тебя, тварь косорылая, и посмотрим, что за бумажки ты нам покажешь. Учти, если без плаката [35] проживаешь, никаких оправданий не приму. И на Корнуэлла мне плевать! Мне гораздо интереснее знать, откуда ты взялся, отчего в этих краях отираешься и с какой целью прибился к экспедиции. У тебя ж на роже написано, что ты такой же проводник, как я падишах персидский. И пистолет у тебя, очень мне интересно знать, откуда? Такой у падишаха хрен найдешь…
35
Плакат — паспорт (жаргон.)
— Что у тебя на роже написано, о том я промолчу, так же как про то, что у падишаха хрен найдешь, — усмехнулся Глухарь, потирая запястья рук, на которых виднелись темные полосы — следы от веревок. Алексей не стал разбираться в хитросплетениях узлов и просто рассек их ножом.
Иван промолчал, но по его глазам нетрудно было догадаться, чем в конце концов закончатся нахальные выпады Глухаря, если он тотчас не заберет свои слова обратно. Но тот продолжал вести себя вызывающе, всем своим видом показывая, что ни в грош ставит двух лучших агентов Североеланского уголовного сыска. Конечно, это могло оскорбить и унизить кого угодно, но Алексей понял, что тут не пустое бахвальство. Глухарь имеет право и на подобный тон, и на подобное поведение.
— Дай нож, — приказал он Алексею.
И тот беспрекословно передал ему нож, которым только что перерезал путы, но дуло «смит-вессона» все же направил в голову Глухаря, а захваченный пистолет передал Ивану. Пленник словно не заметил этих маневров. Он спокойно снял правый сапог, надпорол кожу, пришитую с внутренней стороны голенища, вынул белый, размером в пол-ладони, листок бумаги и показал Ивану:
— Смотри, только из рук.
Иван склонился к бумажке, но было темно, и он не разобрал ни единого слова.
— Ничего не видно, — произнес он угрюмо и перевел взгляд на Алексея. — Гербовая печать имеется. Похоже на карточку агента, но бумага лучше.
Глухарь поднялся на ноги. Он был на добрых две головы выше Ивана, да и в плечах пошире. Но это Вавилова не смутило.
— Все равно придется определять тебя в арестантскую, — произнес он упрямо. — Пока бумагу не разгляжу и не пойму, что к чему, веры тебе не будет!
— В арестантскую ты меня не определишь, — скривился в ухмылке Глухарь, — потому что я выше тебя чином и выполняю особой важности задание Священного Синода. Уж поверь мне на слово, Иван Александрович, все это в этом документе прописано. Только вам не положено знать ни моего имени, ни фамилии, ни звания, ни происхождения. И еще советую вам держаться от меня и от экспедиции подальше. Не суйте нос куда не следует.