Сибирская амазонка
Шрифт:
Маленький караван из семи лошадей, одна из которых была совсем еще маленьким жеребенком (тем самым, который якобы появился на свет несколько дней назад), четыре других — верховыми, а две несли на себе груз путешественников, покинул станицу, когда еще солнце только-только взошло над горами и почти не припекало.
Через час они вступили в полосу совершенно дикой, как казалось Ивану и Алексею, природы. Но близнецы не обращали внимания на это царство хаоса, ехали впереди каравана и лениво переговаривались. Их не волновали ни валежины, ни россыпи огромных камней, которые то и дело преграждали им путь. И всякий
Низкорослые крепкие лошади карабкались по камням, взбирались на уступы. Несколько раз пришлось спешиваться и переводить их по узким карнизам, нависшим над провалами.
Под ногами то и дело появлялась вполне торная тропа, но Сашка всякий раз пояснял, что тропа эта звериная и непременно уведет в сторону, поэтому двигаться по ней не с руки.
Вскоре они вышли к реке. Кызыр бежал здесь в лесистой теснине. Каменистые россыпи затянуло карликовой березой, ольхой, ивой. Зеленые лужайки пестрели цветами. Полыхали жарки, синели фиалки, голубыми бокалами поднимались горечавки, кивали головками крупные водосборы. И среди этого многоцветья повсюду, словно пики древних воинов, торчали стебли черемши с длинными продолговатыми листьями. Близнецы нарвали каждый по пучку и беспрестанно жевали ее, распуская вокруг себя острый чесночный запах.
Караван передвигался теперь по берегу реки, лишь иногда обходя гигантские деревья и кучи наносника, которые оставила после себя вешняя вода. Вскоре миновали серный источник и углубились в суровое ущелье, прикрытое могучей тайгой.
Справа долгое время, словно провожая их в глубь гор, высился мощный голец Абаз, за которым, как пояснил Сашка, и скрывался Шихан. Черные сырые склоны гольца ступенями спадали к подножию, укрытому темнохвойной тайгой. Вид у Абаза был мрачный и недружелюбный. И Алексей почувствовал облегчение, когда угрюмый голец остался за их спиной.
Но чем дальше они продвигались по Кызыру, тем светлее и красивее становилась речная долина. Она то сужалась, и над путешественниками нависали неприступные скалы, то вдруг горы расступались, и они попадали в молчаливую тайгу, где плотный зеленый свод из ветвей столетних великанов-пихт создавал постоянную дневную тень. Всюду царил сумрак, и только длинные седые космы лишайника шевелились от легкого ветерка, и казалось, что ожили и подкрадываются к всадникам чудовища из детских сказок. Лошади прокладывали себе путь сквозь заросли папоротников, в воздухе стояли запахи сырости и гнили. К счастью, дувший вдоль долины ветерок отгонял гнус, и им почти не пришлось пользоваться накомарниками.
Наконец чаща кончилась, и они обрадовались возникшему впереди просвету. Солнце заметно сместилось к западу.
По словам близнецов, до Семеновского озера оставалось верст пять, не больше, но путники решили не рисковать и переночевать на лужайке у бившего из-под огромного валуна ключа.
Отпущенные лошади долго катались по траве, затем стали пастись, только жеребенок улегся около балагана, который люди соорудили из жердей и лапника, прикрыв сверху куском брезента на случай дождя. Два верховых жеребца Карай и Рыжик неотступно сторожили жеребенка.
Наблюдая
Больше всего жеребенку радовался Шурка. Он только. что не облизывал малыша, обнимал его весь вечер за шею, нашептывал в ухо. И разговоров у него было только о Воронке, так, оказывается, звали этого маленького вороного неслуха.
Еще караван сопровождали две лайки — Белка и Соболек, — верткие и нахальные, которые всю дорогу шмыгали в кустах, вспугивая пернатую живность, и несколько раз поднимали отчаянный лай на бурундуков, хотя Сашка пытался уверить, что лают они только в охотничий сезон. Видимо, оба пса оказались исключением, и их звонкий лай сопровождал путешественников все время, пока они пробирались сквозь таежную чащобу.
После ужина долго сидели у костра. Близнецы, несмотря на малый еще возраст, оказались толковыми проводниками и кашеварами. И ночлег они обставили уютно, как бывалые таежники. Вещи были прибраны и накрыты вторым куском брезента. Для одежды и обуви соорудили вешала, а Алексея и Ивана заставили заготовить большую кучу хвороста, чтобы костер горел всю ночь.
Стемнело быстро. Звезды высыпали на небо. Они казались необыкновенно близкими и крупными. Пламя костра взмывало вверх и пожирало сушняк. И так хорошо было сидеть у огня, обхватив колени сцепленными руками, так хорошо мечталось! Мысли бежали лениво и мягко, так шелестит листва, приласканная неслышным ветерком, а то вдруг убыстрялись и мчались толчками, особенно если вспоминались недавние события. Но Алексей старательно отгонял их от себя и пытался думать о том, какое это наслаждение оказаться вдруг среди природы, засыпать вместе с ней, вдыхать запахи горных трав, ощущать спокойный ритм ночи, просыпаться с птицами и жить в полный размах сил, как живут близнецы, их родители, все жители этого огромного, дикого края! Здесь свой, замкнутый мир, не понятный чужаку, особенно если пытаешься проникнуть в него набегом, заступить на шажок, заглянуть одним глазом…
Сашка вскипятил в котелке чай с лесными травами, снял его с огня и разлил по жестяным кружкам.
— Пейте, дядька Лексей, — протянул он одну из них Полякову. — Пейте да спать ложитесь. Таежный воздух, он такой, точно брага с ног сбивает, а утром всю усталость как водой смывает. — Он захрустел куском сахара и с наслаждением втянул в себя горячий отвар, отдающий смородиновым листом. — Завтра уже на уху перейдем. В озере щуки да окуни с аршин, а то и больше. На крючок без наживки идут, а захотите, хариуса лучинить научим.
— Уже обещал как-то, — подал голос Иван. Он сидел по другую сторону костра. На его лице играли огненные сполохи, вместо глаз зияли черные провалы, придавая ему зловещий вид. — Думаю, невелика наука, научимся как-нибудь! — Он обвел взглядом от души чаевничающих близнецов. По сути, мальчишки заслужили, чтобы их оставили в покое. Но Иван все-таки решил до конца разобраться в мучившем его вопросе.
Сашка поднялся, чтобы подлить себе чаю, но Иван перехватил у него котелок и отставил его в сторону.