Сибирская амазонка
Шрифт:
— Погоди! Хватит чаи гонять! — приказал он и похлопал ладонью по сухой валежине, на которой сидел все это время. — Лучше присядь да расскажи нам с Алексеем Дмитричем, как умудрились сегодня ночью на пару с Шуркой нас разыграть?
Что это за шутки с дикарем? Ничего лучшего не могли придумать? — спросил он строго, очень строго, почти как раздосадованный отец, готовый применить в следующий момент самый действенный способ воспитания непослушных отпрысков — розги, ремень или плетку, только на близнецов это не произвело никакого впечатления, — О чем вы, дядька Иван? — вполне невинно справился
— Ладно, допустим, этот дикарь существует и на самом деле приходил в станицу, — продолжал развивать тему Иван, — но с какой стати? Он что, больной был или раненый? Насчет голодного я сильно сомневаюсь. Кто ж летом в тайге от голода помирает?
Близнецы переглянулись и пожали плечами. Действительно, кто в этом сомневается?
— Нет, вы скажите мне, — допытывался Иван, — откуда этот дикарь мог около станицы взяться? Не было, не было и вдруг появился? Или все-таки он часто поблизости бродит, только нам об этом не рассказывали? Почему? Мы ж его ловить не собираемся?
— Дядька Иван, — Шурка умоляюще посмотрел на него, — мы и вправду ни про какого дикаря не знаем! У нас в станице всякое рассказывают: и про Снежную Бабу, и про Синего Мертвеца, и про Черную Собаку, которая на кладбище водится. Только враки это, никто их никогда не видел! Детей малых да баб пугают!
— Это вы его не видели, — пробурчал сердито Иван, — а меня он по голове погладил. И рука у него тяжелая, если по морде приветит, мало не покажется.
— Вас же не приветил? — вполне резонно заметил Сашка. — Значит, понравились ему.
— Конечно, понравился! — подал голос Алексей. — Может, этот дикарь или дикарка как раз тебя выглядывал?
Ведь не полез же он ко мне на сеновал.
— Там собаки близко, порвать могли, — возразил ему Сашка. — Только я думаю, что он молодой, глупый еще! Любопытно ему стало, вот и заглянул в станицу посмотреть, как люди живут. А может, и вовсе хотел прибиться? Мамка у него, слышь, наша станичная была!
— Постой, — встрепенулся Иван, — выходит, это вашей Варьки дите? Да не может такого быть! Хотя, — он поднял глаза к небу и пошевелил губами, подсчитывая, потом перевел взгляд на Алексея, — Никита рассказывал, что она лет пятнадцать назад исчезла. Значит, дитю, если оно народилось, лет четырнадцать должно быть или тринадцать. Ваш ровесник, получается? — посмотрел он теперь на близнецов. — дружок почти?
— Вряд ли такое могло случиться, — покачал головой Алексей. — От человека и обезьяны? Нет, братцы, это маловероятно!
— А кто сказал, что ее обезьян в женки взял? Вспомни, Никита про своего деда рассказывал. Человек это был, который к нему на заимку приходил, хотя и волосатый. Дикарь, одним словом. Так что могла от него Варька родить, вполне могла! — с жаром принялся доказывать Иван. — Только дикая кровь сильнее оказалась, вот и получился этот детеныш малость волосатым. — Он помолчал мгновение. — По правде, братцы, мне его жалко. А вдруг Корнуэлл со своей братией и впрямь его поймают? В клетку бедолагу посадят, после станут в цирках да на ярмарках показывать
— Иван, — засмеялся Алексей. — Большой ты мастер себе заделье находить. Может, прикажешь про озера забыть и к твоему дикарю сторожами наняться? Он небось уже за тридевять земель от нас, а Корнуэллу он нужен, как зайцу сандалеты!
— Ты одного не учел, — Иван поднялся на ноги и потянулся. — Эти шиликуны, — вспомнил он новое для себя словечко, — могли потому ни свет ни заря подняться, что хлопнули нашего дикаря, который возле их лагеря бродил, как по атаманову огороду. Хлопнули и смылись, чтоб никто про это не узнал.
— По-моему, ты давно сыскными делами не занимался, Иван Александрыч, соскучился, что ли? — произнес язвительно Алексей. — Давай вернемся назад. Никита Матвеевич очень тебе обрадуется!
В это мгновение лайки, спокойно дремавшие у костра, вскочили на ноги. Шерсть на холке у них поднялась, они заворчали, вытянув носы в сторону темнеющей чащи. Алексей непроизвольно потянулся к лежащему рядом карабину. Иван выхватил из кармана револьвер.
Собаки продолжали ворчать, но не лаяли, а медленно, переступая лапами, приближались к выдающейся на поляну небольшой ольховой рощице.
Испуганно всхрапнули кони, призывно заржала кобылица, подзывая жеребенка. И табун, сорвавшись с места, переместился на дальний конец поляны, подальше от встревоживших их звуков и запахов, которые были недоступны человеческому уху и носу.
— Пошли посмотрим, — шепнул Иван и кивнул на рощицу.
— Дядька Иван, — Сашка дернул его за рукав, — кажись, не зверь там? Если бы зверь, собаки давно бросились бы, а так будто понять не могут…
— А сейчас мы проверим! — Иван взвел курок револьвера.
Алексей подхватил карабин, и они медленно, крадучись, двинулись по направлению к деревьям. Лайки, получив подкрепление, заметно приободрились. А через несколько шагов и вовсе осмелели, ринувшись с громким лаем в атаку. И тотчас кто-то большой и сильный рванулся сквозь кусты. Захрустели сучья, громыхнули камни осыпи, расположенной выше лагеря.
Собаки бросились следом, однако грозный окрик Сашки:
«Назад! Белка и Соболь! Назад!» — остудил их пыл. Но самым веским доводом оказалась хворостина, которой Сашка погрозил чересчур резвым псам. Они тявкнули для порядка пару раз, рванули передними лапами землю, отмечая границы своих владений, но поста не покинули.
Сашка пробился сквозь кусты и, ухватив собак за ошейники, силой приволок их в лагерь и привязал на поводок рядом с балаганом.
— Чтоб не озорничали ночью, — объяснил он столь крутые меры. — Днем и так изрядно по лесу блукали да гнезда зорили, пускай отдышатся немного.
Собаки, высунув языки, преданно следили за тем, как Шурка выгреб из котла остатки мясной каши и выложил перед ними на плоский камень. Через мгновение от каши не осталось и следа, а лайки, положив головы на лапы, прикрыли глаза и, казалось, задремали. И только стоящие торчком уши говорили, что Белка и Соболь по-прежнему настороже, чутко прослушивают тишину и ловят тревожные запахи.