Сибирская роза (сборник)
Шрифт:
Растерянная, раздавленная неизвестностью, Таисия Викторовна молча отдала Грицианову свою телеграмму. Он наискоску пробежал её безразличным взглядом, кинул на стол вниз лицом.
– Гм… Видали, сообщите им время прибытия английской королевы!
Таисия Викторовна механически подтвердила:
– Да, да… Время…
– Так вот и сообщите: ни-ког-да!
– По… почему?.. Меня ж не на блины…
– Не знаю.
Таисия Викторовна опало выдохнула:
– Бы-ыстро вы откипели… Что случилось?
– Это вы спросите себя. И вообще,
– Согласна. И всё же почему вы отпихиваетесь от борца?
Грицианов отяготительно подпёр щёку рукой. С горькой иронией молча закивал:
«А потому, что дарило уплыло, осталось одно купило, как говаривала одна бабуся. Борец уплыл, остался один клоун… Покорный ваш слу-га-с… Разбежался хренов бабай подпереть свою докторскую борцом. А ты на весь свет и раззвони про борец. Даже в самой в Москве уже знают! На кой же чёрт мне теперь «дружиться» с тобой да целовать пуп тебе? От тебя, канареюшка, теперь и крошку не умкнуть… Всем же известно, кто подлинный автор, а кто примкнувший бамбуковый долбонавт… В таком разе я и вообще нахлопну твои борцовские штукенции! Вот только дай разойтись туману! Вот только дай послушать, что ещё сыграет на флейточке нам свет наша Белокаменная!..»
Через облздрав достучалась Таисия Викторовна. Пустили её в Москву.
Да пока бегала со своей горькой слезницей по высоким кабинетам…
Прилетает в министерство, а ученый совет, куда звали, уже прошёл, отшумел. Без неё совет рассмотрел её заявку, разрешил клиническое испытание борца.
Врасполох узнала про всё про это Таисия Викторовна в приёмной министра и на радостях пустила росу, а там и вовсе разлилась навзрёв.
Её успокоили.
Говорят, поберегите слёзы, они вам ой как ещё понадобятся, а сейчас к делу. Готовьте настойку, пишите инструкцию, как ею пользоваться.
Таисия Викторовна приоткрыла на ладошку дверь, увидала, что Грицианов не один, а с Желтоглазовой, дёрнула к себе ручку.
– Не-ет! – шумнул Грицианов. – Вы уж окажите, пожалуйста, милость. Войдите уж, пожалуйста! Тараньте нам поскорей горячие московские новостёшки!
Делать нечего. Он видел. Надо идти.
Как-то боком, опасливо Таисия Викторовна засеменила к Грицианову.
– Вот… – с облегчением проговорила, подавая вспотевшими руками министерскую папку.
Грицианов настороже раскрыл её, вонзил глаза в первый же лист.
– Ба-ба-ба! – холодея от ужаса, пробубнил он, подсаживая очки на лоб.
Очкам не хотелось лезть на лоб. Они то и дело валились на мягкий, мясистый нос. Раза три Грицианов подсадил их снова, пока они наконец-то не присмирели на лбу.
Грицианов подал папку Желтоглазовой, сидела за столом рядом, и та, меняясь в лице и в страхе выбурив шарёнки, потянулась к папке безо всякой охоты, не дотянулась, на полпути задержала свои руки, а дальше подать ей папку у главного не было ни сил, ни видимых желаний. Так они и глядели в недоумении друг на друга со встречно выставленными руками.
– Да возьмите же! – шёпотом прикрикнул
Желтоглазова тупо пялилась то в верх лощёного листа, то на Грицианова, трудно хлопала жёлтыми глазами, а ни слова не могла произнести, хотя и порывалась.
Грицианов выжидательно поставил локти по край стола, срезанно уронил подбородок на сцепленные пальцы.
Закавырцева держалась за спинку свободного стула, всё не решалась сесть.
Он пригнул мизинец. Садись!
Повинуясь, Таисия Викторовна бесшумно села.
«Ты привезла, – думал он, – смертный приговор моей докторской. Теперь ты мне нужна, сабо самой, как медведю летом пимы. Больше мне с тобой дипломатию не размазывать… Не спи, Грицианов, а то умёрзнешь! Война! Война!! Открытая!!!.. Третья мировая война!»
Он покосился на Желтоглазову – та всё не решалась начать читать.
– Вы что? Читать не можете?
– М-могу… Я м-могу… – И быстро перенесла взгляд на лист. – «Утверждена фармакологическим комитетом ученого совета Минздрава СССР 12 февраля 1955 года… Инструкция номер 194 по клиническому испытаю настойки борца, приготовленной по госфармакопее, для лечения раковых больных…»
Она спрашивающе посмотрела на него. Он пошевелил мизинцем. Довольно!
Она опустила папку на стол.
– К счастью, – сожалительно заворчал Грицианов, – вы нас не огорчили и не обрадовали. Только, сабо самой, озадачили.
– То есть? – тихо спросила Таисия Викторовна.
Грицианов что-то сказал, но Таисия Викторовна не услышала. И вовсе не потому, что у него вдруг голос пропал, а потому, когда он, отвечая, не без злого поджигающего укора глянул на Желтоглазову, и та, поняв его злой взгляд как команду к нападению, заблажила по-бабьи визгливо, сорванно, так что забила и грициановский голос:
– Почему вы работали за спиной учёных?.. Почему с ними не делились?.. А теперь мы гни на вас горбушку? Н-не ж-жалам!!!
– Простите, это вы-то учёные? – мягко, выдержанно уточнила Таисия Викторовна у академической племянницы Кребса.
Кребс пока профессор.
Но будет же он когда-нибудь академиком, и его любимой племяннице загодя, авансом щедрая молва прилепила титул академической.
– Есть учёные и повыше! – Желтоглазова обеими руками повела в сторону Грицианова и, брезгливо ударяя ладонью о ладонь, как бы стряхивая с них ядовитую пыль разговора, недостойного её, демонстративно вышла.
– Это, – Грицианов посмотрел на закрывшуюся дверь, – был глас, так сказать, народа. Рядовых врачей. А вот голос руководства…
Грицианов подвигался в кресле, угнёздываясь поудобней, попрочней, и, выдержав паузу, похолодел лицом.
– Тайга Викторовна…
Таисия Викторовна напряглась.
Когда Грицианов хотел выпятить крайнюю степень недоброжелательства, всегда называл её по паспорту. Тайга Викторовна. С одной стороны, вроде строже, официальней, а с другой – уязвимей. Мол, что с тобой талы-балы городить, раз ты тайга тайгой!