Сибирская Вандея. Судьба атамана Анненкова
Шрифт:
В любом государстве офицерство является привилегированной частью общества, пользуется определенными вольностями и, что греха таить, ему многое прощается. Здоровое общество видит в офицерах людей чести, эталон, на который должен равняться мужчина. Воспитанные на славных боевых традициях русской армии, свято чтя и соблюдая их, русские офицеры были верны Знамени и всегда готовы к жертвенности во имя Веры, Царя и Отечества. И это не потому, что им хорошо жилось в этом Отечестве. Большинство генералов и офицеров были бедны, и основным источником их существования было жалованье. Это касается и А. В. Колчака, и А. И. Деникина,
Но к Октябрьской революции старое русское, образованное офицерство было выбито в войнах. На смену ему пришли выходцы из низов общества, получившие офицерские звания за боевые отличия или окончив краткосрочные курсы. Один из таких офицеров военного времени, бывший ротный командир 708-го пехотного Россненского полка, ставший генералом Советской армии М. Н. Герасимов, окончивший в ноябре 1916 года 3-ю Московскую школу прапорщиков, вспоминает об охватившей выпускников школы радости, когда им выдали гимнастерки «со свежими, для многих такими желанными погонами с одной звездочкой… путеводной звездой, звездой счастья. Подумать только — большинство из нас — народные учителя, мелкие служащие, небогатые торговцы, зажиточные крестьяне — наравне с избранным меньшинством — дворянами, профессорами и адвокатами… и изнеженными сыновьями банковских тузов, крупных фабрикантов и подобных им — станут „Ваше благородие!“» {110}
Кроме того, в офицерский чин производились без прохождения ускоренного курса в училищах и школах прапорщиков, за боевые отличия, тысячи унтер-офицеров. Для многих офицеров военного времени, имевших невысокую общеобразовательную и военную подготовку, мечтавших после войны остаться в строю и устроиться на хороших должностях, переход от полученной в армии власти к прежнему «ничтожному» существованию казался весьма нежелательным {111} . Поэтому большая часть офицеров военного времени отнеслась к Октябрьской революции враждебно и, вступив на путь борьбы с советской властью, бежала на Дон и на Восток. Именно эта часть белого офицерства не имела понятия о чести мундира, считала, что ей все дозволено, была распущенна в моральном отношении и наиболее жестка к своим подчиненным, к населению прифронтовой и фронтовой полос.
Сын «бабушки русской революции» Н. Н. Брешко-Брешковской писал в 1937 году в эмиграции, что к началу Гражданской войны русский офицерский корпус лишь на семь процентов состоял из потомственных (столбовых) дворян. Он иронизировал: «Семь процентов! Кастовая армия — 93 % золотопогонников: крестьян, мещан, разночинцев, кантонистов и сыновей кантонистов».
— Вообще-то, среди офицерства во время Колчака была дисциплина или они были распущенные? — спрашивает защита Анненкова.
— Офицерские полки были более распущенные, — отвечал тот. — Но в смысле боеспособности я считал их лучшими!
— Это было характерной особенностью только офицеров в офицерских полках или это было свойственно и офицерам других полков? — вмешивается гособвинитель.
— Это
На суде свидетели приводили массу примеров офицерских бесчинств. Правда, доказать, что все эти бесчинства творили офицеры Анненкова, не удалось. Тем не менее эти рассказы подтверждали верность анненковской характеристики офицерства.
Председатель суда спрашивает Анненкова:
— Вам известно было, что офицеры открыто из-под полы торговали и спекулировали на золоте?
— Да, знаю! Это было мне известно!
— А скажите, Анненков, до колчаковщины не считалось это позорным?
— До Колчака таких вещей не было!
И действительно, падение офицеров было так глубоко, что до революции то, что творили скороспелые офицеры во время Гражданской войны, не могло прийти в голову и присниться в самом страшном сне старым, кадровым!
Упиваясь свалившейся на них властью, словно надеясь вытравить из сознания и памяти своих подчиненных одинаковое с ними «низкое происхождение», офицеры военного времени отличались особенно жестким отношением к своим бойцам, утверждая свое положение мордобоем, порками и даже расстрелами.
Анненковец Алейников вспоминает:
— Из 5-го полка меня назначили во 2-й партизанский полк дивизии атамана Анненкова. Когда мы поехали на Семиреченский фронт, с первых же пикетов офицеры стали расстреливать своих солдат. Первым был расстрелян один партизан за то, что не успел при отъезде из города отдать честь офицеру.
Вблизи Арката арестовали моего товарища, якобы за пропаганду. Меня вызвали на допрос. Стали спрашивать, не большевик ли он? Я сказал, что он такой же красный, как и я. Меня за это выпороли, а товарища расстреляли тут же. Всю дорогу были порки! — добавляет он.
Анненков знал, что в его дивизии процветают телесные наказания, и боролся с этим, но результат был минимальным: новое, как выражался Анненков, офицерство продолжало бесчинства.
Бывший вахмистр батареи Вордугин показал на суде, что ему на вечерней поверке по долгу службы приходилось зачитывать приказы Анненкова перед батареей, в которых говорилось о недопустимости порок.
— На самом деле было совершенно другое. За малейший проступок пороли плетьми, отпускали до 50 штук. В пехоте играли шомпола! — показывал он.
Бесчинства, которые практиковали офицеры в отношении солдат, были не только средством удовлетворения их честолюбия, но и средством укрепления дисциплины, правда, палочной. Конечно, сознательной дисциплины мордобоем не привьешь, но дисциплину, основанную на страхе, боязни наказания, выработать вполне можно. Но у такой дисциплины есть один изъян: она работает только в присутствии командира и вне его контроля бесследно исчезает. Несмотря на это, многим офицерам было достаточно и такой дисциплины, и они неустанно формировали ее плетьми и шомполами.
Между тем у офицеров было достаточно средств дисциплинарного воздействия на своих подчиненных, доставшихся им от русской армии. Ознакомиться с ними, полагаю, будет небезынтересно. Итак, на военнослужащих налагались следующие дисциплинарные взыскания:
на рядовых
1. Воспрещение отлучки на один месяц;
2. Наряд вне очереди на работы и службу до 8 раз; (1)
3. Простой арест до одного месяца; (2)
4. Строгий арест до 20 суток; (3)