Сигнал бедствия
Шрифт:
Все в молчании следят за ним, затаив дыхание и позабыв уже о своем решении.
Но вот он отнял трубу от глаз и крикнул то, от чего кровь горячим потоком прилила к сердцу каждого: "Парус!"
LXV. На посту у сигнала
Как сладкая мелодия прозвучало это восклицание в ушах умирающих людей!
Кружка с раковинами выпала из рук, и они рассыпались до земле. Все обратились к караульному и смотрят на море.
– С какой стороны?
– крикнул кто-то.
– С юго-запада.
Там ничего не видно. Утес заслоняет
Первые, взобравшись на вершину, видят, что голландец вне себя. Он скачет, размахивает шляпой и кричит:
– Корабль!
Но корабля не видно, не видно даже шлюпки. Сначала они думают, что голландец сошел с ума. Но вглядевшись в морскую даль, все испытывают приступ той же безумной радости. Действительно, чуть виден парус. Он еще далеко, но опытный глаз моряка сразу различит, что он направляется в их сторону. Судно должно пройти мимо них и приметить их сигнал.
Гарри Блью вырывает подзорную трубу из рук голландца, приставляет ее к глазам и на расспросы окружающих его говорит:
– Это, кажется, шхуна. Она идет сюда к берегу.
Гомес тоже хочет посмотреть в трубу, но Блью продолжает смотреть в нее и говорит:
– Надо получше развернуть брезент, чтобы он был виден!
Страйкер и Девис хватают с двух концов смоленую парусину и растягивают ее.
Выражение на лице Гарри Блью передать трудно. Тут и удивление, и восторг, и страх. Он скинул с себя свою красную фуфайку и подвесил ее к шесту поверх брезента.
– Этот сигнал, - говорит он, обращаясь к Страйкеру и Девису, - не может остаться незамеченным. Оставайтесь вы двое здесь и следите за сигналом. Я хочу пойти вниз сказать два слова девушкам-пленницам. Смотрите, не отходите от сигнала и не давайте снимать его.
– Ладно, - ответил Страйкер.
– Будь спокоен, положись на нас.
– Оставайтесь мне верны, - сказал Гарри, уходя, - и я сумею отблагодарить вас.
Затем он быстро сбегает вниз.
Сиднейские каторжники перекидываются несколькими словами, изумленные тем, что сказал Гарри Блью. Вдруг их прерывает странный возглас. Гомес выпустил подзорную трубу из дрожащих рук и вскрикнул.
– Что случилось?
– спросил Падилья, подходя к нему.
– Взгляни-ка сам, Рафаэль!
Контрабандист взял трубу, но едва он навел ее на приближающийся корабль, как тут же сказал:
– Это - шхуна, черт возьми! Ни дать ни взять, она! Не знай я, что "Кондор" давно затонул, я бы сказал, что это она. Но как похожа! Странно!
Веларде тоже берет подзорную трубу. Потом смотрит в нее и Хернандес. Но Страйкер не ждет его выводов. Без дальнейших разговоров он вырывает у него трубу и с минуту смотрит в нее. Он оглядывает корпус, борта, высокие косые мачты и другие знакомые ему приметы.
И из уст его со страхом и твердой уверенностью вылетают слова:
– Ей-Богу, это - "Кондор"!
LXVI.
Сердца окружающих наполняются ужасом.
– "Кондор"?
– восклицает Падилья.
– Быть этого не может!
– Он самый!
– возражает Страйкер.
– Я вижу не хуже вас, что это или шхуна, или ее призрак, - я готов поклясться!
Все эти ослабевшие люди с измотанными нервами почти готовы верить, что перед ними видение. Что-то сверхъестественное, неземное готово уничтожить их! Сколько дней провели они в страхе, ожидая, что рука Божья поразит их. И вот теперь она настигает их, карающая рука Немезиды!
– Конечно, шхуна!
– говорит Страйкер.
– Только паруса не те, должно быть, в заплатах. Да! Это чилийская шхуна, и флаг с такой же звездой. Но где те, которые должны были сделать в ней течь?
Все стали внимательно вглядываться, но никого не было видно у сигнального шеста.
Блью уже спустился вниз, а Девис как раз спускался. Его стали звать назад. Он слышал зов, но продолжал уходить. Вскоре о нем забыли, потому что общее внимание было поглощено шхуной.
Она так близко, что ее уже всю видно. На ней чилийский флаг: белый, красный и голубой. На средней звезде было пятно. Оно и теперь видно.
Вот она совсем рядом. Не отрываясь, следят за ней с вершины горы. Они видят, что на ней убирают паруса, и она останавливается. Спустили шлюпку. В нее садятся люди. Лодка пробирается между подводными камнями. Вот она миновала буруны и вошла в бухту.
Еще не успели причалить, как некоторые из лодки попрыгали прямо в воду.
Их человек двадцать. Один лучше другого. Кто в матросках, но больше всего в красных фуфайках, с поясами, из-за которых торчат ножи и пистолеты. Двое в мундирах. Они первыми выскочили из лодки и, едва вступив на берег, обнажили свои шпаги.
Четыре испанца стоят, оцепенев, на месте. Они понимают, что им приходится иметь дело не со сверхъестественными силами, а с обычными людьми.
Даже неустрашимый Франк Лара, храбрость которого - единственное положитель-ное качество, и тот в страхе. С широко раскрытыми глазами он следит за высадившимися людьми.
Узнав Крожера, он схватил Кальдерона за руку. Нечего думать о бегстве. И оба стоят на вершине горы молчаливые и угрюмые.
– Боже мой!
– восклицает Кальдерон.
– Офицеры с английского фрегата! Что это значит?
– Для меня, как Божий день, ясно, - говорит ему Лара, - что Блью изменил нам. Они с Девисом не сделали дыру в шхуне, а пустили ее на волю. Фрегат наткнулся на нее, спас, и офицеры явились сюда!
– Нет сомнения!
– подтвердил Веларде, он же Мануэль Диас.
– Однако, люди, окружающие их, не совсем матросы; скорее это золотоискатели из Сан-Франциско.
– Все равно, откуда они. Важно то, что мы в их руках.
Диас и Падилья, который был не кто иной, как Рокас, наклонились над краем утеса.