«Сила молитвы» и другие рассказы
Шрифт:
«Пустить бомжа нельзя – на это и настоятель не благословит (да и поздно было звонить ему). Пусть даже Дмитрий действительно с Херсона пешком, но человек он неизвестный, и кто знает, чего ожидать от него. Возьмет и задушит ночью – а что, мало случаев? Нет, пустить невозможно. А что, в таком случае, делать? Скорее всего, ничего».
Женя перевернулся на другой бок. Кажется, начинался дождь. Нет, не дождь, но уже целый ливень. За какие-то считаные минуты лесная тишина наполнилась звуками стремительно падающих крупных капель, тарабанящих по крыше вагончика. Весь парк зашуршал, зашумел, затрещал. Прятались по
Но Женя уже не мог слышать этого. Он спал, убаюканный шелестом дождя, разомлевший от теплоты печи. А дождь шел и шел, и парк омывался холодным душем, коченея и вздрагивая всеми своими ветками, стволами, сосновыми кронами…
Женя проснулся рано. Прежде чем открыть глаза, он понял, что нарушил все правила ночного дозора: ни разу не проснулся, вокруг храма не ходил, территорию не осматривал. Бомж! Господи, так ведь он мог тысячу раз ограбить храм, а я спал! Сторож вскочил и, накинув теплую куртку, выбежал наружу.
Улица встретила его всем великолепием паркового утра после дождливой ночи. Крупная роса, как жемчужное ожерелье, опутывала всякую веточку, листик, травинку. Восходящее солнце рассыпалось в миллионах своих отражений, все это сверкало, играло, пело.
Все замки и запоры оказались целы, калитка все так же была закрыта. Бомж Дмитрий, всю ночь просидевший под холодным дождем, спал на своем стульчике, опустив голову. Рядом с ним стояла полная до краев банка с водой, а рядом с ней – расползшиеся от ливня газеты. Единственными свидетелями того, сделал ли он что-либо запретное ночью, были все еще горящие храмовые прожекторы, которые уже давно пора было выключать.
Бой на дороге
Воскресное летнее утро выдалось прекрасным. Виктор вышел из дома, когда ночная прохлада уже была растворена теплыми лучами медленно подымающегося солнца. Мужчина полной грудью вдохнул свежий загородный воздух, пропитанный запахами леса, почувствовал бодрость и прилив сил. Он собирался на литургию, и мысль о предстоящей службе добавляла ему радости и энергии.
Виктор перекрестился, сел в машину и через десять минут был уже на трассе. При въезде в город пришлось немного постоять в небольших пробках (для столицы пробки в воскресное утро совсем не новость). Вот, кажется, и последняя «тянучка» – как правило, дальше дорога не бывает загружена. Виктор встал в средний ряд и неторопливо двигался вперед вместе с колонной автомобилей справа и слева.
Вдруг с левого ряда отделился дутый «Ниссан» и резко перестроился в среднюю полосу, прямо перед машиной Виктора. Это произошло так неожиданно, что Виктор машинально дернул руль в противоположную сторону. Каким-то чудом аварии все же не случилось – «Ниссан» разместился впереди, а машина Виктора лишь слегка зацепила боковое зеркало соседней «Мазды», не причинив никакого вреда.
Виктор облегченно вздохнул. Однако история не закончилась. Из «Мазды» высунулась лысая голова, а за ней и рука, показывающая: опусти окно. Виктор приоткрыл окно до половины, уже предчувствуя, что будет. Так и вышло: на него обрушился целый шквал матерщины. Ругань продолжалась с минуту, Виктор молча слушал. Из сотни выкрикнутых слов приличным было только одно: «очкарик».
Это почему-то кольнуло его больнее всего. Мало того, что он был совершенно невиновен и водитель «Мазды» не мог этого не видеть. Мало того, что Виктор никогда в жизни никому не позволял себя оскорблять и вообще ненавидел мат, который теперь лили на него как из ведра. Но его к тому же назвали обидным с детства словом, за которое он еще в школьные времена сразу лез в драку.
А драться, надо сказать, наш герой умел. Виктор отдал этому искусству пятнадцать лет своей жизни, посещая секцию боевого самбо. Знал, как действовать не только с одним, но и с несколькими противниками, умел обезвредить вооруженного ножом, владел разными техниками уличного боя. Мужчина любил спорт, был в отличной физической форме и проигрывать в спарринге не привык.
Нет, этого так нельзя оставить. Виктор закусил губу, напрягся и весь превратился в охотника. Пробка закончилась, «Мазда» выехала на одну из центральных улиц – Виктор погнался за ней. В удобном месте он пошел на обгон, резко подрезал обидчика и заставил затормозить. Две машины остановились.
Именно таких условий для дальнейшего разговора Виктор и желал.
Первым выпрыгнул обозленный водитель с лысой головой. Очевидно, он был один. Размахивая руками, он с удвоенной энергией продолжал орать матерные слова. Однако, по мере того как Виктор вылезал из автомобиля и перед взглядом врага обозначались его рост и мускулатура, крики становились все тише. Когда же наш мститель начал спортивным шагом приближаться к лысому, тот понял, что ситуация явно не в его пользу, и окончательно умолк.
Виктор шел бить, и притом жестоко. Чувство близости отмщения разлилось по телу приятной бодростью. Он с наслаждением выбирал: ударить так, чтобы человек сразу упал, или же сломать в нем что-то, а потом уложить на землю. Хотелось и того и другого сразу. Хотелось раздавить эту наглость, это хамство, хотелось увидеть ужас в глазах нарушителя нормальных человеческих порядков. И он уже видел этот ужас, видел издалека, и ему сладко было, что дорожный сквернослов и оскорбитель так быстро превратился в дрожащую тварь.
Лысый человек, по всей видимости, сопротивляться даже не думал. Его сковал страх. Он ведь тоже увидел глаза Виктора и прочитал в них приговор. Внушительный рост и развитая мускулатура самбиста со стажем говорили сами за себя и не оставляли никаких шансов. Лысый просто безвольно стоял и смотрел.
И вдруг что-то произошло. Нет, никто не бросился на помощь, и не закричал. И рядом не остановилась полицейская машина. И солнечного затмения в этот день тоже не было. Вокруг все осталось прежним. Мир не изменился – но что-то случилось с Виктором.
Трудно объяснить, что именно. Может быть, он вспомнил, куда ехал. Может, пришло на память, что он христианин. А может, очень похожим оказался этот лысый на одного из прихожан монастырского храма, куда как раз Виктор и направлялся. В общем, тайну сердца человеческого не перескажешь. Мы знаем только факты. А факт получился следующий. Подлетев к испуганному обидчику, Виктор на мгновение остановился как вкопанный и вдруг спокойно сказал: «Я хочу извиниться перед вами. Простите, я был неправ».