Сила притяжения
Шрифт:
— Быстро, — сказал он. — Пока ей некогда смотреть.
Он торопился по ступеням и вдруг оцепенел, увидев голый свет в спальне. Зря он не купил переключатели, которые автоматически включают и выключают свет в разных комнатах, будто семья перемещается по дому. Но сейчас поздно об этом думать. Собака тянула поводок. Эммет безнадежно оглянулся на дом. «Оставить или выключить?» Он не мог решить. Оставил как есть.
По дороге к реке он шел мимо соседей, которые выбрались подышать воздухом в конце душного дня. Гигантские тени Эммета и собаки растянулись на асфальте
— Давай, бегом, — шепнул ей Эммет. Они уже не останавливались на перекрестках, и тормоза машин визжали вслед. Рубашка Эммета потяжелела от пота, они с собакой бежали к причалу, мимо проституток и торговцев наркотиками, стоящих на своем посту у реки.
Добежав до воды, Эммет вцепился в сетку и выронил поводок. Собака с лаем бросилась на забор, помчалась между машинами, тычась мордой в дверцы, дыша в окна. Всякий раз, когда Эммет звал ее, она ложилась на землю, подпускала его к себе на фут и снова бросалась в темноту. Мусор в реке мерно постукивал о цемент. Где-то неподалеку слышались редкие всплески и смех.
Эммет пошел за собакой, которая удалялась по пирсу. «Вернись», — позвал он. Она совсем исчезла из виду. Эммет заставил себя идти за ней вслед. Чем дальше он шел, тем больше появлялось на пирсе продавленных деревянных досок, откуда на ноги плескала вода. На полпути Эммет чувствовал себя, словно у самого опасного края. От реки поднимался туман. Из него то и дело появлялись силуэты людей, словно окутанные огнем. Некоторые окликали его, подзывали жестом, заманивая в туман. Собака то ныряла в дымку, то выныривала, тихо звеня ошейником, словно колокольчиком.
Вдруг она завизжала и вылетела к нему из облаков, поджав хвост.
— Что, извиняешься теперь? — Эммет обнял и прижал к груди ее трясущееся тело. Он побежал обратно и потянул ее за собой, закрыв глаза. Он прыгал по доскам, затаив дыхание, и молился о том, чтобы они не рухнули слепо в воду.
Эммет лег отдохнуть на цементную плиту у пирса. На автостраде мелькали сирены. Один за другим автомобили въезжали на стоянку, расположенную вдоль сетки, освещая Эммета фарами, и ему казалось, что это полицейские фонари пригвождают его к забору.
«Куда же мы пойдем? Домой?» — в сотый раз подумал Эммет. Тишины дома он боялся еще больше, чем улицы.
Как мертвили его слепота, и борьба с собой, и раздвоенность, от которых тело в страхе ходило ходуном. Гладя собаку, Эммет вспоминал себя десять лет назад; он тогда принимал наркотики, крался по коридорам бабушкиного дома, прятался в своей комнате. Он вспомнил чувство, когда щекочущие химикаты поглощали его целиком. Минута тянулась медленнее часа, и он боялся, что проглотил слишком много таблеток и теперь его мышцы сведет параличом, он на всю жизнь останется прикованным к креслу.
Эммет боялся, что его обнаружит бабушка. Он мерил шагами комнату и твердил про себя, что скоро станет инвалидом. На рассвете ему удавалось себя убедить, что он научится мириться со своим состоянием. Он заново учился говорить нормально, а его голос многократно отражался в голове, точно разговор сквозь толщу воды, и так до тех пор, пока он не засыпал. Но каждый раз он в конце концов засыпал, и наркотик отпускал его. А сейчас все по-другому. Эммет жил так, словно проснулся в одну из тех ночей, и ни сон, ни время его не спасут.
Эммет позвонил Джонатану из будки таксофона. Ответил Джонатанов спокойный голос на автоответчике. Эммет решил оставить сообщение, в котором будет вся правда о его теперешней жизни. Он подобрал слова, которые отразили бы его вымотанность: жалкий, лишенный формы, испуганный до смерти. Но произнесенные вслух, слова казались плоскими и пустыми. Эммет представить себе не мог, как объяснить человеку, который живо ощущает себя, что его собственное тело пустеет и блекнет с каждой секундой.
«Я не смогу объяснить, что бы ни говорил», — подумал Эммет и еще раз произнес слова вслух. Они прозвучали фразами на непереводимом языке. Никакие слова не выразят этот бесконечный кошмар, в который превратилась его жизнь.
«Мне нужно научиться с этим жить», — решил Эммет. Так же он думал когда-то давно, боясь передозировки и паралича. Он положил трубку, дернул собаку за поводок и направился домой. До рассвета всего четыре часа. Он сумеет дождаться.
По пути домой он вспомнил, как часами лежал без сна после бабушкиных рассказов о кораблекрушении в Южной Африке. Он представлял себе, как корабль разбивается вдребезги, все обломки исчезают под водой, и остается лишь океан и недосягаемый берег. Интересно, думал Эммет, как долго дедушка плыл, прежде чем надежда оставила его.
Как ему, наверное, хотелось соскользнуть вниз, в глубину, и перестать плыть, повинуясь уставшим мышцам. Но некий инстинкт помимо желания, неодолимая плавучесть выталкивали тело, не давая ему утонуть. В воображении Эммета появлялась голова, она на миг выныривала, чтобы потом снова погрузиться, и так она выпрыгивала несколько раз, пока не обрела свободу плавать по волнам уже мертвой.
«Я — это он, только выброшенный на мель», — подумал Эммет, представляя себе, как дедушка потерялся в синем море и ждет, когда же все кончится.
12
Подойдя к дому, Эммет остановился у живой изгороди на углу — посмотреть, есть ли кто на улице. Все окна темны, только на верхнем этаже 202-го горел свет. Наклонив голову, будто спасаясь от проливного дождя, Эммет побежал к своему крыльцу.
Поворачивая ключ в замке, Эммет слышал умиротворяющее урчание кондиционера. Через стекло он заметил, что дверь коридорного чулана валяется на полу, будто ее сорвало ветром.
«Неужели я пропустил бурю? Я ведь был всего лишь в нескольких кварталах отсюда. — Он открыл дверь, прислушиваясь к скрежету замка. — Ураган. Тут, видимо, прошел ураган», — думал Эммет, входя.