Сила притяжения
Шрифт:
— Как вы думаете, мне вещи вернут?
— Вряд ли, парень. Бьюсь об заклад, твои вещи уже на том берегу реки. Завтра вечером из твоих тарелок кто-то будет ужинать. У тебя есть документы на имущество? Можешь указать это в налоговой декларации.
— Ничего у меня нет. Все было в ящиках стола, а их тоже забрали. Я даже не смогу доказать, что у меня что-то было.
— Но и обманывать тоже не стоит, — сказал полицейский. — Возможно, будет расследование. Ситуация не из легких. Но подумай иначе: если бы сегодня ночью ты спал в своей квартире, то, возможно, был бы уже на том свете.
Полицейские ушли, а Эммет застыл посреди гостиной. Собака села у его ног. Она все за ним повторяла. Подолом рубашки Эммет попытался стереть один пыльный отпечаток. Не получилось. «Интересно, они навсегда останутся? Чтобы вечно напоминать мне?» — подумал он.
Эммет представил себе, как воры ощупывают его вещи. Они теперь знают о нем все, а он никогда не выяснит, кто они. Они знают его имя.
У них информация о его банковском счете, записные книжки, тетради, письма, записи его телефонных разговоров. Они выкрали даже его фотографии и знают теперь, как он выглядит. Теперь любой незнакомец на улице может подмигнуть, проходя мимо, — он ведь прочитал все его записи, прослушал его пленки.
«О боже, подумать только, они теперь всё обо мне знают!» — подумал Эммет, холодея от стыда и ужаса. Он напомнил себе, что где-то в государственном компьютере какой-нибудь секретарь, вероятно, знает о нем не меньше. Но воры видели и то, что ни разу не покидало его дом. Они словно поселились у него в голове.
Эммет составил перечень всего постыдного, что было в ящиках стола. Воры, наверное, смеялись, копаясь в его вещах, окликали друг друга: «Эй, ты только посмотри на это!» Интересно, им было страшно? У них был план? Эммет восхитился отвагой воров, как они храбро зашли в дверь, с улицы, где полно людей. Наверное, один стоял за углом, готовый ударить Эммета по голове дубиной, если тот вернется слишком рано. Они украли кота, а может, убили и спрятали в квартире?
— Кот! — позвал Эммет.
Он заметался по комнатам, снова открывая все шкафы и чуланы. К рукам приставал графит, въедался в кожу. На ладонях четко проступила каждая линия, будто Эммета обвиняют в преступлении.
— Кот!
На кухне он снова открыл холодильник и осмотрел все отделения, даже маленький отсек для масла.
Наконец Эммет добрался до морозильной камеры. Он услышал шипение, точно пар под давлением выпускают, и чьи-то когти вонзились ему в спину. Эммет зашатался от боли и увидел рыжую вспышку: кот слетел с его спины и приземлился у входа в гостиную. Он попятился в угол, дергая задними ногами, словно боксируя. С клыков капала слюна, а на розовом язычке пузырилась пена.
Эммет приблизился.
— Прости, — сказал он, наклонился и погладил зверя по голове. Кот взвизгнул, словно его ударили, и хлестнул Эммета по носу левой лапой, а потом правой, по глазу. Он молотил его лапами, оставляя глубокие царапины: левой, правой, левой, правой; он продолжал, даже когда Эммет закрыл лицо руками.
— Перестань. Пожалуйста, перестань. — Собака лаяла, держась от них на почтительном расстоянии.
В последний раз царапнув Эммета по костяшкам пальцев, кот умчался в другой конец комнаты, презрительно фыркая.
Эммет вытер лицо рубашкой. На ткани остались тонкие полоски крови от царапин. Он снова осмотрел пустые стены и торчащие из них гвозди. На полке лежал шнур удлинителя. Полицейские забрали список вещей с собой.
— Сосредоточься, — громко и сурово приказал себе Эммет, пытаясь вспомнить, как уютно выглядела квартира все эти годы. Он хотел восстановить в памяти все, что успел продиктовать полицейским, но сейчас вспоминались только некоторые предметы. «Стерео, — подумал Эммет, — книги». Больше в голове ничего не было. Он начал снова: «Стерео». Он засомневался, как в те минуты, когда пересказывал Джонатану по памяти криминальные сводки, спотыкаясь и запинаясь, и факты казались все неправдоподобнее.
Чтобы прийти в себя, Эммет составил воображаемый список необходимых человеку вещей. «Одежда. — Он пальцем дотронулся до собственной кожи. — Телефон. Тарелка. Ложка. Глубокая тарелка. Подушка. Миска для кошки. Миска для собаки». Он пообещал себе, что завтра же все это купит. Он заставит себя пойти в банк, раз все деньги исчезли вместе с ботинком.
Эммет лежал поперек матраса, закрыв глаза. Даже при свете, закрывая глаза, он словно падал с другой планеты, кувыркался в пространстве.
— Мне нужно уйти отсюда, — сказал Эммет.
Кот вышел в коридор, задев его ноги. В шипении кота слышалась ненависть. «Он никогда не простит меня», — подумал Эммет. Он взял собаку с собой на улицу, опасаясь, что кот убьет ее, если они останутся наедине.
Эммет машинально направился к реке, прямо к таксофону. Уже почти рассвело. Он набрал номер брата. Пришлось переждать семь длинных гудков, прежде чем Джонатан сонно сказал «алло».
Слушая голос брата, Эммет пытался преодолеть свое молчание, но немота парализовала, не давая попросить о помощи.
«Это я», — молча твердил он, словно глядя на себя, суетящегося в телефонной будке, бледного и измученного, со стороны. Собака тянула поводок.
Эммет прикрыл трубку руками. «Я пропал», — подумал он удивленно. Он не представлял себе, что так ясно это осознает.
— Я пропал, — сказал он, в исступлении на сей раз, будто издали наблюдал гибель человека, которого не спасти.
— Алло! Кто это? Эммет? — с тревогой спрашивал Джонатан.
«Что я скажу ему?» — думал Эммет, слушая, как брат испуганно кричит в трубку.
Как он хотел, чтобы она вернулась. Эммет позволил мысли промелькнуть в голове, но самому себе боялся признаться, как он этого хочет. Или, может быть, не по ней он так скучал, может, то была дрожь нетерпеливого детского ожидания, что оставляло его, лишь когда она приезжала, чтобы забрать его с собой.
Она и не догадывалась, что каждый раз сын тайно молил ее об этом. Всякий раз он встречал ее, словно воплотившуюся мечту о побеге, даже зная, что она заехала всего лишь на разведку, что она явилась только отметиться, поиграть в жизнь по правилам. И всякий раз как быстро она понимала, что у нее не получается, как быстро исчезала, появлялась и исчезала вновь, пока не вернулась в последний раз, чтобы уйти навсегда.