Сила притяжения
Шрифт:
Эммет и не думал, что человека могут держать в больнице против его воли. Ему пообещали, что он сможет выписаться в любое время, когда пожелает, даже если врач не согласится. А вдруг доктор солгал и не отпустит его?
Окно напротив на замках. За проволокой в армированном стекле ничего не разглядишь, кроме второй больничной башни. Он повернулся к Эмили: пусть хоть намекнет ему, что знает людей, которые выписались по собственному желанию. Та не дала Эммету говорить, лишь подмигнула. Происходящее явно ее развлекало.
— Ты очень уверена в себе, Луиза, раз считаешь, что сможешь заставить всех подчиниться
— Хотите проверить? — насмешливо фыркнула Луиза.
— Можешь идти, Луиза, — сказал доктор и принялся копаться в бумагах, словно и думать о ней забыл.
— Отлично. Желаю продуктивно пообщаться. — Луиза промаршировала через всю комнату и остановилась перед Эмметом. Протянула руку: — Эммет, ты идешь?
Эммет побледнел. Он не мог сообразить, откуда эта женщина узнала его имя. Он поднял голову и увидел ее странные глаза. Они пронзали насквозь и умоляли не унижать ее перед всеми. Эммет знал, что доктор сейчас его изучает, навсегда запоминает его лицо и отныне будет помнить все, что Эммет делает и говорит.
Эммет встал. Он медлил. Ему казалось, своим уходом он себя уничтожит. Луиза умоляюще потянула его за руку и бросила презрительный взгляд на доктора. Эммет опустил голову, чтобы казаться менее заметным, и прижал руки к груди.
— Молодчина, — выдохнула Луиза ему в ухо. Он молча позволил ей тащить себя из комнаты в комнату.
5
Кроме манеры одеваться, ничего вычурного в Луизе не было. Ее положили в больницу за несколько недель до Эммета. Как-то в четверг вечером она съела флуоресцентную лампочку, которую сняла с потолка в общежитии колледжа. Когда соседка по комнате подоспела с подмогой, Луизу нашли на кровати с обгрызенной лампой, зажатой в руке, словно корочка хлеба.
Луиза была твердо убеждена, что она умнее всех докторов и медсестер, какие ей годами встречались в больницах. Объясняя медикам причины своего отчаяния, она быстро теряла терпение. Когда охранники колледжа доставили Луизу в палату, она очень буднично рассказала доктору, что съела лампочку, потому что хотела почувствовать физическую боль, равнозначную ее душевному страданию. Больше ей нечего было сказать на эту тему. Когда Луизе сделали рентген, в желудке не нашли осколков, так старательно она их разжевала. На губах, деснах и между зубами торчала стеклянная крошка, словно мутные драгоценные камешки.
Луиза рассматривала свое пребывание в больнице как унижение. Как политическое заключение, организованное социальными работниками в сговоре с ее родственниками, которые только и мечтают промыть ей мозги, разубедить в истинном понимании реальности.
— Давай, упрячь меня, — дразнила она мать, когда та отправила ее в больницу. — Ты не сможешь держать меня здесь вечно. Когда-нибудь я выберусь и закончу начатое.
Как другие люди клянутся отомстить врагам, Луиза угрожала жестоко расправиться с собой. Она планировала самоубийство, точно идеальное преступление.
— Я прекрасно поняла, что жизнь может мне предложить, и это не то, что мне нужно, — говорила Луиза всем, кто соглашался слушать.
Ее ярость лишала сил докторов и медсестер. Луиза кого угодно могла переговорить. Она пересыпала речь цитатами, подтверждавшими ее правоту, — цитатами из книг, которых никто не читал. Ее непреклонный гнев делал любой ответ докторов вялым и неискренним. Медперсонал часто обсуждал на собраниях поведение Луизы, в особенности ее издевательства над врачами. Она заставляла их чувствовать себя идиотами. Некоторые делали попытки достучаться до ее сознания. Но чаще ее просто игнорировали и мечтали, чтобы она поскорее исчезла.
Заботливые доктора пытались воззвать к здравому смыслу Луизы, но как раз его у нее не было. Вместо логики ею руководили дикая паника, бесстрашный ум и вера в собственную непогрешимую проницательность.
— Спасибо, что не подставил меня, — сказала она Эммету, когда оба стояли в коридоре, покинув собрание.
Эммет жалел, что ушел. Теперь все сочтут его бунтарем. Ему хотелось вернуться, но страх поссориться с Луизой был сильнее страха перед любым наказанием. Эммет надеялся объяснить потом врачам, что не так категоричен, как Луиза, и все же надеется на их помощь. Но теперь, раз уж Эммет поставил на Луизу, он только и сказал:
— Н-н-не за что благодарить, — стараясь, чтобы звучало убедительно.
— Пошли ко мне в комнату, — сказала Луиза и провела Эммета в небольшой коридорчик, очень похожий на его собственный. Раньше он его не замечал. По пути они миновали еще две проходные комнаты. Отделение оказалось больше, чем думал Эммет. Может, в этих просторных коридорах жили те, кто вообще никогда не видит дневного света. Может, здесь проводят какой-то специальный отбор пациентов и самых непокорных отправляют жить с кошмарными пациентами, какие Эммету и не снились.
В комнате Луизы все вещи были огромной кучей свалены на кровати. На полу чемоданы, обвешанные чулками и нижним бельем. Будто Луиза только что примчалась домой из путешествия. Вторая кровать была без постельного белья.
— Они никого не хотят ко мне подселять. Я слишком трудная. Намотай на ус, если собираешься надолго здесь оставаться. Игра в простачка не очень-то помогает. Мой девиз: бери их за горло любым путем.
— Как ты узнала м-м-мое имя? — спросил Эммет.
— Угадала. Видел коробку с медицинскими картами у дежурного поста? Когда мне скучно, я пробираюсь туда по ночам и читаю. До прошлой ночи я твоего имени там не видела. А сегодня и ты первый раз появился. Я сопоставила два этих факта, и получился Эммет. Между прочим, увлекательное чтение, твоя карта.
Эммет ее ни разу не читал. На встречах с психиатром он видел, как тот что-то быстро записывает, почти синхронно с речью. Однажды Эммет попросил почитать свою карточку, но доктор ему отказал. «К вам это отношения не имеет, правда, — сказал он. — Это всего лишь мои заметки, мой взгляд на ситуацию. Имеет значение лишь то, как вы на нее смотрите, а не я».
Эммет часто пробовал заглянуть в бумаги доктора. Иногда беспокойно ходил по комнате, притворяясь, будто погружен в подсознание. На самом деле он пытался выбрать удобный угол для наблюдения. Всякий раз, когда Эммет заходил доктору за спину, тот прикрывал записи рукой. За все время лечения Эммету удалось выхватить только одно слово: «лукавит». Он не понял, к чему оно относится, в какой момент доктор решил, что Эммет солгал.