Силиконовое сердце
Шрифт:
— Ты недалеко ушла от истины, — ответил он, стуча зубами и сильно хромая на раненую ногу.
— Тем лучше, теперь не будет больше никого ко мне сватать, — философски заметила Ева, отключая сигнализацию. — Где ты припарковал своего «монстра»?
— За углом.
— Поедем на моей машине, а то в твоем «Хаммере» я не впишусь в первый же поворот, — пояснила она, помогая Дмитрию сесть на место рядом с водителем.
— Зато в моей машине больше места, — ответил он, сдерживая стон и еле размещая раненую ногу в тесном салоне автомобиля Евы.
«Как же мне надоели эти раненые мужчины… — подумала она. —
Машина тронулась с места и полетела в сторону медицинского института с хорошей скоростью. Дмитрий вздрагивал на каждой кочке, но звука не подавал.
— И как долго ты собирался скрывать факт, что ты не мой брат? Эта ложь далеко могла тебя завести…
— Когда я принял это решение, то не думал, что все так закрутится… чем дальше заходил я в своей игре, тем труднее было решиться на откровенный разговор.
— Мы жили в одном номере, фактически спали на одной кровати! Ужас! Чужие люди!
— Я все это время старался сделать так, чтобы ты не считала меня чужим.
— Тебе это удалось! Я считаю тебя братом, — ухмыльнулась Ева.
— Я ведь ничем не обидел тебя?
— Своим обманом ты вверг меня в шок! — отрезала Ева, чувствующая себя необыкновенно легко с новой стрижкой, словно от нее отстригли все тяжелые мысли.
Она въехала на стоянку родного института и осторожно припарковала автомобиль. Притащила Диму к моргу и привычно громко постучала в металлическую дверь. Ева уже знала о том, что жена Евгения Ильича беременна и должна родить со дня на день, поэтому взашей вытолкала своего пьющего мужа из дома, чтобы тот не нервировал ее. Еве не совсем была понятна логика поступков жены патологоанатома. Жить вместе с мужем она не хотела, а рожать от него собиралась. Дверь дрогнула, и на улицу выглянуло лицо Евгения Ильича.
— Ну, кто… Ева? Евочка, ты ко мне?! Ты опять с трупом… тьфу, с другом? — перевел он взгляд на облокотившегося на нее Дмитрия.
— Евгений Ильич, окажите парню помощь, у него ножевое ранение бедра.
— Опять криминал? — прищурил глаза доктор. — Мне хотелось бы, чтобы ты, Ева, поняла. Я, конечно, благодарен тебе за то, что у моей дочери появился компьютер после той перевязки лысого парня. Но это не значит, что буду…
— Евгений, это я его стукнула ножиком! — выпалила она. — Выручив его, ты выручишь и меня!
— Ты?! Что вы такого сделали ей, молодой человек? — переключился он на Диму.
— Интересное дело, вы настолько уверены в безупречности Евы?
— Я знаю ее больше десяти лет!
— Ну, неудачно напугал ее, — отвел глаза Дмитрий.
— Глупо, очень глупо… Ну что ж, друзья, проходите. Ева, проводи его на стол для вскрытий, я сам помогу ему взобраться на него. Не иначе как вы решили, образно говоря, приударить за Евой Дмитриевной?
— Я бы задумался, стоит ли это делать, если бы заранее знал, что всех своих кавалеров Ева Дмитриевна привозит в морг.
— Придется обрезать ваши шикарные джинсы, иначе, если вы будете их снимать, потеряете много крови, — предупредил Евгений Ильич.
— Поступайте, как считаете нужным, — лег на холодный металл Дима и сложил руки на груди.
На этот раз второй стол в анатомичке был пуст, а на третьем располагался покойник под белой простыней.
— Знаешь, Ева, я даже приобрел
— Мы хорошо наложили повязку? — поинтересовалась она.
— Молодцы… Но шить придется! Крупные сосуды, по всей видимости, не задеты, а вот ткань большой берцовой мышцы порвана.
— Прости, Дима, — вздохнула Ева.
— Ничего страшного, — облизнул пересохшие губы Дмитрий.
— Кем вы приходитесь друг другу? — спросил патологоанатом.
— Мне бы это тоже хотелось знать, — призналась Ева. — Еще недавно я считала его братом.
— Я — Дмитрий Парамонов, двадцати восьми лет, и это правда, оказался в детском доме тогда еще города Ленинграда в малом возрасте. Естественно, каким образом я там появился, никто знать не мог, так как меня просто подкинули. В возрасте восьми лет меня усыновили. С приемными родителями мне повезло, люди были интеллигентные, уже в возрасте. Своих детей бог им не дал, поэтому к усыновлению ребенка они подошли очень ответственно. Вся нерастраченная любовь и нежность достались мне. Мой усыновитель, которого я всегда называл и буду называть отцом, Леонид Иванович Старостин, является известной фигурой. Он — крупный путешественник, археолог, искатель приключений, кладоискатель… можно назвать его как угодно. Фактически всю жизнь отец провел в экспедициях, в одиночку или с группой таких же одержимых людей, как он сам. Я общался с ним не так часто, как хотелось бы, но зато эти встречи были очень познавательны для меня, — рассказывал Дима, скорее всего, для Евы, пока Евгений Ильич обкалывал ему рану обезболивающим лекарством.
— А моя приемная мама, Надежда Петровна, оставалась человеком сугубо домашним, и мы с ней проводили очень много времени вместе, коротали, так сказать, вечера. Она была учительницей музыки. То, что я рассказывал о своих занятиях музыкой и спортом, является чистой правдой, — Дима повернул голову в сторону Евы.
Евгений Ильич начал шить рану, будучи собранным и сдержанным и, как показалось Еве, фактически трезвым.
— Молчи, я все равно теперь сомневаюсь в каждом твоем слове. И еще не решила, верить тебе или нет… слишком уж правдоподобным был твой удушающий прием.
Доктор закончил возиться с ногой Дмитрия и довольно потирал руки.
— Вот и все… Но вы, Ева Дмитриевна, уж в следующий раз будьте поаккуратнее, надоели мне ваши раненые кавалеры. Если хотите знать мое мнение, то вам следует остановиться на этом: он посимпатичнее будет, и ранение у него более легкое.
— Спасибо за рекомендации! — рассмеялся Дима.
— Я сама разберусь как-нибудь. А тот лысый Юрий передавал вам привет и еще раз благодарил. Правда, сейчас он сидит в тюрьме…
— Все-таки криминальные разборки… — вздохнул Евгений Ильич.
Ответить ему никто не успел, так как все услышали какую-то возню у входной двери и лязгающий звук.
— Что это? — удивился Евгений Ильич и посмотрел на свои окровавленные руки.
— Я открою! — опередила его просьбу Ева и побежала к входной двери.
Патологоанатом снял резиновые перчатки и принялся мыть руки. Дима попытался слезть со стола, но понял, что ходить будет первое время, сильно хромая. Ева вернулась на цыпочках, бесшумно, словно тень, прижимая палец к побледневшим губам.