Сильмариллион
Шрифт:
Говорят эльфы, что, когда Эарендиль ушел за женой своей, Эльвинг, Мандос заговорил о его судьбе и молвил так: "Или Смертный ступит на Бессмертные Земли и останется жив?" И отвечал ему Ульмо:
— Для того он был рожден в мир. И скажи мне, разве он не Эарендиль, не сын Туора из рода Хадора, не сын Идриль, дочери Тургона из рода эльфа Финвэ?
Мандос возразил:
— Также и нолдор, по воле своей ушедший в изгнание, не вправе вернуться сюда.
Умолкли они, и промолвил Манвэ:
— Право суда за мной. Опасность, которой осмелился подвергнуться Эарендиль из любви к Двум Племенам, не должна пасть ни на него, ни на жену его Эльвинг, которая осмелилась на то же из любви к нему; но никогда не ступать им боле по Внешним Землям, меж людей и эльфов. И решенье
Между тем Эарендиля долго не было, и Эльвинг стало боязно и одиноко; и, бродя вдоль берега моря, пришла она в гавань Альквалондэ, где стоял флот тэлери. Там тэлери дружески приняли ее, а она поведала им о Дориафе, Гондолине и злосчастьях Белерианда, и они дивились и печалились; и Эарендиль, воротясь, нашел ее в Лебединой Гавани. Очень скоро, однако, они были призваны в Валимар, и там объявили им волю Старейшины.
Тогда Эарендиль молвил Эльвинг: "Выбирай ты, ибо я устал от мира." И Эльвинг, памятуя о Лутиэн, избрала судьбу Перворожденных Детей Илуватара, а Эарендиль подчинился ее выбору, хоть сердце его и тянулось больше к людям и племени его отца. Тогда, по велению Манвэ, Эонвэ явился на берег Амана, где ожидали вестей спутники Эарендиля; взял он ладью и посадил в нее троих мореходов, валары же даровали сильный ветер и направили их на восток. А Вингилот валары благословили и перенесли через Валимар на крайнюю оконечность мира; он прошел во Врата Ночи и навсегда был поднят в небесный океан.
Стал этот корабль невыразимо прекрасен и наполнен живым светом, чистым и ясным, а на носу его сидел Эарендиль Мореход, сверкая пылью эльфийских алмазов, и на челе его блистал Сильмариль. Далеко заплывал на этом корабле Эарендиль, даже в беззвездные бездны, но чаще видели его утром, либо вечером — мерцавшим в лучах рассвета или заката, когда возвращался он в Валинор из своих путешествий за пределы мира.
В тех путешествиях Эльвинг не сопровождала его, ибо не могла она перенести ледяной и бездорожной бездны и любила более землю и сладостные ветра, что веют с холма и моря. Потому для нее была возведена белая башня на северном краю Разделяющих Морей; там иногда отдыхали морские птицы. Говорят, что Эльвинг научилась птичьему языку, ибо в их облике существовала когда-то; и птицы научили ее летать, а крылья у ней были белоснежные и серебристо-серые. Временами, когда Эарендиль возвращаясь, приближался к Арде, она летела навстречу, как некогда, спасшись из волн морских. Тогда самые зоркие эльфы из те, что жили на Одиноком Острове, видели ее, подобную блистающей белой птице, чье оперенье розовело, когда она радостно парила, приветствуя возвращение Вингилота в гавань.
Когда же впервые выплыл Вингилот в небесные моря, он взошел нежданно, мерцающий и ясный, и племена Средиземья узрели его и много дивились, и сочли это знамением, и нарекли его Гиль-Эстэль, Звезда Надежды.
И когда увидали вечером новую эту звезду, молвил Маэдрос Маглору, своему брату:
— Не Сильмариль ли сияет ныне на западе?
Маглор же отвечал:
— Если и вправду Сильмариль, что на наших глазах сгинул в море, возродился теперь властью валаров, то нам должно возрадоваться, ибо блеск его теперь виден всем и все же недоступен злу.
Эльфы смотрели в небо и не отчаивались более; а Морготом овладело сомнение.
Говорят, однако, что Моргот не ждал удара с Запада; ибо столь велика стала его гордыня, что казалось ему, будто никто уже не осмелится вступить с ним в открытое единоборство. Более того, полагал он, что навсегда уже отвратил нолдоров от Западных Владык и что, умиротворенные в своем блаженном царстве, не обратят они более взора к его владениям во внешнем мире; ибо ему, не знающему милосердия, милосердные деяния изначально странны и непостижимы. Однако войско валаров готовилось к битве; и под белыми стягами шли ваниары, племя Ингвэ, а также те нолдоры, что никогда не покидали Валинор; вел их Финарфин, сын Финвэ. Немногие тэлери пожелали, однако, идти на войну, ибо помнили резню в Лебяжьей Гавани и похищение
Немногое сохранили преданья о походе воинства валаров на север Средиземья, ибо не было там ни одного эльфа из тех, кто жил и страдал на Внешних Землях и кто сложил о тех днях повествования, известные до сих пор; о том, как это все происходило, узнали они намного позже, от своих сородичей в Амане. И все же мощь валаров явилась с запада, и голос труб Эонвэ заполнил небо; казалось, что вспыхнул Белерианд от сверкания их доспехов, ибо воины валаров обликом были юны, прекрасны и грозны, и горы звенели под их шагами.
Битва воинств Запада и Севера названа Великой Битвой или Войной Гнева. В ту битву вышла вся мощь владений Моргота, и были те силы столь огромны и многочисленны, что Анфауглиф не мог вместить их; и весь Север объяло пламя войны.
Но это не спасло Моргота. Балроги были уничтожены, и лишь малое число их бежало и скрылось в недоступных пещерах у самых корней земли; а бессчетные легионы орков гибли, как солома в огне, либо были сметены, как сухие листья огненным ветром. Немногие уцелели, дабы после тревожить мир. Те Друзья Эльфов, Праотцы Людей, что еще были живы, сражались на стороне валаров; и в те дни были отмщены Барагунд и Барахир, Галдор и Гундор, Хуор и Хурин, и многие другие вожди. Но множество людей из племени Ульдора, либо прочие пришельцы с востока, присоединились к Врагу; и эльфы этого не забыли.
Видя, что войска его разбиты и мощь низвергнута, Моргот пал духом и не осмелился сам выйти в бой. Однако он обрушил на своих врагов последнее оружие, что еще у него оставалось, и из бездн Ангбанда изверглись не виданные прежде крылатые драконы; так внезапен и гибелен был полет этой ужасной стаи, что воинство валаров отступило, ибо появление драконов сопровождалось великом громом, молниями и огневой бурей.
Но примчался, пылая белоснежным пламенем, Эарендиль, а вокруг Вингилота летели все большие небесные птицы, и вел их Торондор; и была битва в воздухе весь день и всю темную ночь. Перед рассветом Эарендиль сразил Анкалагона Черного, самого сильного во всем драконьем войске, и низверг его с небес; а тот, падая, рухнул на пики Тангородрима и в предсмертном биении сокрушил их. Затем взошло солнце, и воинство валаров стало одолевать, и почти все драконы были перебиты; и разрушились все темницы Моргота, и крыши с них были сорваны, и мощь валаров проникла в глубь земли. Моргот был побежден, и доблести не нашлось в нем. Он бежал в глубочайшую из своих копей и просил милосердия и мира, но был обезножен и низвергнут на лицо свое. Тогда его сковали цепью Ангайнор, которую он носил некогда, а железную его корону, разбив, обратили в ошейник, и голова его склонилась на колени. И те два Сильмариля, что были еще у Моргота, вынули из его короны, и они сияли, незапятнанные, под небесами. И Эонвэ взял их и берег.
Так пришел конец власти Ангбанда на Севере, и царство зла было изничтожено, а из глубоких темниц вышло множество рабов, уже не надеявшихся когда-либо увидеть дневной свет; и открылся их взору измененный мир. Ибо столь велика оказалась ярость сражавшихся, что северная часть западного мира раскололась, и в трещины с ревом врывалось море, и было сотрясение и великий грохот; реки же сгинули, либо потекли по новым руслам, долины поднялись, а горы опустились; и Сириона более не существовало.
Тогда Эонвэ, как герольд Старейшины, призвал эльфов Белерианда покинуть Средиземье. Однако Маэдрос и Маглор не вняли ему и готовились, хоть и с горечью и проклятиями, сделать отчаянную попытку исполнить свою клятву; ибо, буде им откажут, они готовы были биться за Сильмариль даже с победоносным воинством валаров, даже если б оказались одни против всего света. И потому они послали к Эонвэ, требуя отдать алмазы, которые некогда сотворил их отец Феанор и которые были у него похищены Морготом.