Сильнее бури
Шрифт:
Глава двадцать шестая
НА СЕРДЦЕ СВЕТЛЕЕТ
Верный Байчибар - огонь и ветер!
– одолел путь до района часа за полтора. Айкиз прибыла в райком как раз вовремя: Джурабаев уже был на месте и еще не успел никуда уехать.
В приемной Айкиз столкнулась с Султановым. Он вышел от Джурабаева с толстым роскошным портфелем под мышкой, хмурый, озабоченный. Но едва он заметил Айкиз, на его лице, словно
– А, Умурзакова! Легка на помине. Салам алейкум1
Айкиз молча кивнула и хотела уже было пройти в кабинет Джурабаева, но Султанов придержал ее.
– Куда торопишься? Джурабаев от тебя не уйдет, он, как говорится, всегда на посту. А мне надо с тобой потолковать.
– А мне надо потолковать с Джурабаевым.
– Ай, колючка ты, Умурзакова! Впрочем, грех на тебя обижаться, у тебя неприятности, а они ожесточают сердце…
– Неприятности?..
– тихо, с затаенной враждебностью переспросила Айкиз, которой казались кощунственными и улыбка Султанова, и его равнодушно-бойкие слова.
– Ну, прости, не так выразился. Я глубоко сочувствую твоему горю. Все скорбят вместе с тобой. Ты видела: на похоронах твоего отца было все руководство района!..
Айкиз взглянула на Султанова так гневно, что тот отступил, улыбка его на мгновенье сделалась растерянной… Но он тут же взял себя в руки, лицо его приняло официально-строгое выражение, и, уже не улыбаясь, Султанов сухо сказал:
– Вот что. Как председатель райисполкома, я имею право требовать отчета у своих подчиненных. Мне надо поговорить с тобой. Я не уверен, что ты, как председатель сельсовета, правильно понимаешь свои функции. Пресса уже сигнализировала об этом. После Джурабаева зайдешь ко мне. Я буду в райисполкоме.
Еще крепче прижав к себе портфель, он резко толкнул дверь в коридор. Айкиз, стиснув зубы от негодования, прошла к Джурабаеву. Джурабаев встал из-за стола, поздоровался, заботливо усадил Айкиз в кресло напротив своего стула и, заметно волнуясь, ероша короткие волосы, проговорил: на
– Это хорошо… Хорошо, что ты пришла.
Я знаю, как тебе тяжело, Айкиз. Но я был убежден, что ты придешь. Нам о многом надо поговорить и подумать. Верно?
– Да…
– Хорошо, что ты нашла в себе силы прийти в райком!
– повторил Джурабаев.
– Ты хочешь знать мое мнение о Статье Юсуфия?
– Мне совет ваш нужен. Только не думайте, что я пришла за заступничеством!
Джурабаев усмехнулся.
– Заступничество! Глупое слово, Айкиз. Когда в дни войны враг пытался прорвать линию фронта на каком-нибудь одном участке, мы все вместе отжимали его напор. И это не называлось заступничеством. Это называлось - чувство локтя, взаимная поддержка. Хочу заранее ввести тебя в курс дела: статью мы в райкоме уже обсудили, поддержка тебе будет оказана, прорыв мы общими силами ликвидируем. Я говорил с редактором, на днях они дадут мою статью, которая, надеюсь, окажется убедительным противовесом грязной кляузе Юсуфия.
– Джурабаев снова поднялся и, расхаживая по кабинету, в каком-то сердитом недоумении произнес: - Черт их знает, лак они решились действовать через голову редактора? Как отважились выступить с материалом, в котором есть выводы и, по сути дела, нет фактов1 На что они надеялись? Кому хотели пустить пыль в глаза?
– Я тоже этого не понимаю. Не понимаю, что делает их такими резкими и решительными.
–
– Решительными или наглыми?
– Нет, решительными. Наглость - это другое… У них же есть уверенность в своих силах.
– Или ощущение своего бессилия? Мне думается, этот последний их шаг - от бессилия, от отчаяния. Быку, говорят, перед убоем и топор не страшен. Все другие средства испробованы и не дали пока нужного результата. А отступать нельзя. Поздно уж отступать. Вот они и ухватились за эту статью, как утопающий за соломинку…
Невысокий, складный, подтянутый, Джурабаев, несмотря на седину, выглядел молодо, -был по-молодому подвижен. Он не мог подолгу оставаться в одной позе, в одном положении, - то принимался порывисто шагать по кабинету, то останавливался перед Айкиз, опираясь ладонями о спинку стула, то присаживался на край стола, на подоконник, или задерживался возле этажерки с книгами и, раздумывая о чем-то, взвешивая чужие слова, пощелкивал пальцами по корешкам переплетов. Жесты его были щедрыми, резкими, красноречивыми, а черные горящие глаза придавали исхудалому лицу энергичное, вдохновенное выражение, не противоречившее, впрочем, вдумчивому, серьезному вниманию, с каким он слушал своих собеседников.
– Ты посмотри, на кого ссылается Юсуфий, - продолжал Джурабаев.
– Кто этот Молла-Сулейман? Не тот ли любитель пиров, который в трудную минуту бросил свою бригаду и ушел на поминки?
– Тот самый. Колхозники давно требуют снять его с бригадирства, но Кадыров и слышать об этом не желает.
– Это и понятно: для колхозников он бездельник, а для Кадырова, видимо, союзник. Союзников же у него не так много, надо их беречь, надо им потрафлять. А что представляет собой Назакатхон? Мне правленцы жаловались, что секретарша она никудышная. Кто рекомендовал ее на работу?
Айкиз покраснела.
– Я сама рекомендовала ее Кадырову.
– Ну, вот1 Пригрела змею за пазухой!
– Она расплакалась у меня в набинете…
– И разжалобила тебя?. Ай, Айкиз! Основанием для рекомендации должны все-таки служить не слезы, а деловые качества человека. Ты до этого хорошо знала Назакатхон?
– Она, по-моему, неплохая девушка. Веселая, добродушная, общительная. Не понимаю, что побудило ее написать письмо в редакцию?
– Что или кто? Ты пробовала в этом разобраться? Эти твои «не понимаю» меня не устраивают, Айкиз! Назакатхон, кажется, дочь Аликула, председателя совета урожайности. Что ты о нем можешь сказать? Прошлое у него, я слышал, с пятном?
– Не судить же о людях по их прошлому.
– А я этого и не говорю.
– Аликул работник опытный и добросовестный. Он у нас на хорошем счету.
– А не слишком ли ты доверчива, Айкиз?
– Н-не знаю…
– Кстати, почему ты не пришла ко мне сразу после разговора с Юсуфием? Ведь он же говорил с тобой?
– Говорил. Но я не поняла, куда он нлонит. Правда, тон у него был, как у следователя, которому все уже ясно.
– И это тебя не насторожило?
– Джурабаев покачал головой.
– Как ты еще неопытна, Айкиз! Ты ведь и сама во многом виновата. Об одном не предупредила, на другое не обратила внимания, в третьем проявила излишнюю доверчивость…