Сильнее бури
Шрифт:
– Хотите все-таки рискнуть, товарищ Султанов?
– А зачем же мы сюда приехали? Настреляем джейранов и закатим настоящий пир! Ты что, не веришь, что охота будет удачной?
– Верю, верю, - поспешил успокоить его Рузы-палван.
– С. пустыми руками мы не вернемся. Только, может, вы сперва отдохнете?
Но Султанова уже обуял охотничий азарт.
– Отдохнуть успеем. Где мое ружье? Берегитесь, джейраны!
От еды, обильно политой коньяком, он отяжелел и до машины дошел, опираясь на Кадырова и Рузы-палвана.
Не успели они отъехать на километр, как вдали показались движущиеся точки. Это были джейраны. Их не видел только
Газик через пески устремился наперерез стаду. Джейраны свернули вправо. Они бежали быстро, высоко вскидывая длинные ноги, часто менря направление. Газик тоже вилял, подпрыгивал, его заносило на поворотах, и охотников бросало из стороны в сторону. Но вот они приблизились к стаду на расстояние выстрела, и Рузы-палван возбужденно закричал:
– Стреляйте! Товарищ Султанов! Стреляйте! Вот же они!
– Берегитесь, джейраны!
– воинственно воскликнул Султанов, выставил наружу дуло двустволки, сделал подряд два выстрела, опять прицелился, опять выстрелил, но джейраны, как ни в чем не бывало, продолжали свой бег. Теперь они бежали спокойней, словно зная, что глаз у охотника неверный, а ружье дрожит, как в лихорадке, и вскоре исчезли, будто растворились в расплавленном воздухе пустыни. Проблуждав среди песков еще часа два, охотники наткнулись на джейрана с детенышем. Снова загрохотали выстрелы, а джейраны, словно дразня преследователей, попрыгали перед машиной и скрылись в глубоком сае - русле пересохшей реки.
Усталый, раздраженный. Султанов приказал шоферу остановиться, вылез из машины и, метнув на спутников яростный взгляд, будто они были виноваты в неудачной охоте, молча растянулся на траве, нашлепнул на лицо кепку и тут же уснул, огласив пустыню тяжелым храпом.
Кадыров и Рузы-палван сами были огорчены, что не смогли угодить высокому гостю. Посове: щавшись, они решили, что Кадыров останется возле спящего Султанова," а Рузы-палван, как бб*- лее опытный охотник, отправится заглаживать об 6 щую их «вину».
– Без добычи не возвращайся, - мрачно пригрозил Кадыров.
– Голову сниму!
Исполнительный Рузы-палван не подвел своего председателя. Через какие-нибудь полтора часа он уже выволакивал из машины тяжелые туши трех взрослых джейранов. По серым с желтинкой шкурам еще пробегала дрожь, глаз у одного из убитых джейранов был приоткрыт, в нем застыл печальный испуг…
Обрадованный Кадыров разбудил Султанова. Тот протер глаза и с удивлением воззрился на богатую добычу.
Показывая на самого большого джейрана, Рузы-палван подобострастно сназал:
– С удачей вас, товарищ Султанов. Этого джейрана убили вы, я его только подобрал. А остальных подстрелил я.
Султанов почувствовал угрызение совести.
– Ты, верно, ошибся. Мои пули вроде не достигли цели.
– Он вопросительно посмотрел на Кадырова.
– Так ведь, раис?
– Это ты ошибаешься, товарищ Султанов!
– возразил Кадыров, понимая, что от него ждут такого возражения.
– Мы в пылу погони и не заметили, что тебе удалось-таки прикончить одного джейрана. А когда ты уснул, Рузы-палван поехал еще пострелять и нашел этого вот молодца. Кто же мог его убить, как не ты.
Султанов поднялся, подошел к джейрану и не без самодовольства потрепал его по гладкой шерсти.
– А хорош!
– и с гордой усмешкой бросил Рузы-палвану: - Не чета твоим!
Султанов был доволен. Кадыров и Рузы- палван тоже были довольны. Обед удался на славу.
Кадыров к вечеру устал, но настроение у него появилось отличное. Джейрана он ни одного не убил, но не жалел, что поехал с Султановым на охоту: после этой поездки он снова воспрянул духом.
Глава двадцать девятая
ОТЕЦ И ДОЧЬ
В кабинете Кадырова на столе всегда красовался пузатый графин с холодной водой. За день Кадыров опустошал несколько таких графинов, особенно если этому дню предшествовало буйное разгулье. Свежую воду наливала в графин Назакатхон, являвшаяся к Кадырову по первому его зову, а порой и без зова. Она же по утрам поила председателя крепким кок-чаем. Прислуживать Кадырову ей нравилось больше, чем возиться с бумагами. Когда она входила к нему в кa6инет, на лице ее неизменно играла улыбка, благодарная, многообещающая. Кадыров не возбуждал в ней женских желаний..Когда он с косолапой неясностью обнимал ее плечи или неуклюжеласково гладил по голове, ей хотелось отстраниться, оттолкнуть его тяжелую, потную руку, но она не отстранялась, а даже подавалась ему навстречу. И не только потому, что отец советовал ей быть с Кадыровым податливой и уступчивой. Она сама не могла обойтись без чьего-либо поклонения, а Кадыров из всех ее здешних почитателей казался самым достойным: как-никак хозяин колхоза, прямой ее начальник, а ласка и похвалы начальства особенно лестны и приятны. Назакатхон старалась во всем угождать Кадырову, охотно отзывалась на его отнюдь не. отеческую ласку, искусно подлаживалась к его настроению. Когда он был хмур, развлекала его ловким, бойким разговором. К^гда на что-нибудь удрученно сетовал, притворялась огорченной, сочувствующей, делала вид, что еле'удерживает слезы. Когда же он посвящал ее в свои замыслы, изумленно охала. Однако внимание Кадырова доставляло ей не только беско- рыстное удовлетворение. Пользуясь его расположением, она добивалась для себя всяческих потачек и выгод. Когда сообщала ему о кишлачных новостях, событиях и разговорах, то преподносила эти сведения, основанные чаще всего на сплетнях и досужих вымыслах, в таком толковании, какое на руку было и ей самой и Аликулу.
На следующее же утро после охоты, ближе к полудню, Кадыров пожаловал наконец в правление. Назакатхон встретила его радостным восклицанием:
– С выздоровлением вас, раис-амаки!
– И с жеманной томностью пожаловалась: - Без вас здесь было так скучно!'
Кадыров зачем-то потер поясницу, поморщился, словно от боли, и с упреком произнес:
– Нет тебе веры, красавица. Не могла найти времени навестить больного!
– Стыдно было… - тихо сказала Назакатхон и застенчиво добавила: - Боялась я… Вашей жены боялась.
– Что ее бояться! Она не волк - не съест. Пришла бы с отцом, он-то меня не забывал.
– Сильно вам нездоровилось, раис-амаки?
– сочувственно осведомилась Назакатхон.
– Врагу такого не пожелаю!
– сказал Кадыров и, словно желая убедить секретаршу, что недомогание еще не прошло, опять схватился за бок. Покряхтывая, он протиснулся к своему месту за столом.
Через несколько минут Назакатхон унесла опустевший графин и вернулась с полным. Кадыров подставил стакан. Назакатхон налила ему воды, которую он тут же с жадностью выпил. Стакана хватало ему на пару глотков.