Сильнее бури
Шрифт:
– Я… я готова даже просить у него прощения. Сама не знаю, за что… Да ведь ты же знаешь отца! Он и разговаривать со мной не желает!
– Ты тоже упряма, как шайтан!
– улыбнулась Айкиз.
– Ну, что тебе стоило уступить отцу?
– И никогда больше не встречаться с Керимом?
– Ну вот! Теперь тебе и ягненок кажется ростом с верблюда! Безвыходных положений нет, ' Михри. Я знаю твоего отца. Я уверена: пройдет время, он поостынет и все поймет. А мы постараемся помочь ему в этом. Ты будешь и с отцом и с Керймом.
– Правда, Айкиэ-апа?
– Конечно, правда!-рассмеялась Айкиз.- Все уладится, увидишь! И, честное слово, если ты выйдешь замуж за Керима, я буду
Глаза Айкиз влажно заблестели, и теперь уж Михри принялась утешать подругу.
– Ты пока живи у меня, сестренка, - сказала Айкиз, когда они вдоволь наплакались.
– Я рада тебе… Когда дома нет Алимджана, порой бывает так одиноко, тоскливо… А потом ты перейдешь в новый дом в новом поселке. И Муратали будет там жить. Он ведь с нами, Михри. Твой отец будет с нами!
Глава тридцатая
АБДУЛЛАЕВ ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ
Секретарь обкома Абдуллаев, опора и надежда Султанова, был не в духе. Заложив руки за спину, он нервно расхаживал по кабинету, от стола к окну и обратно. Он напряженно раздумывал, как с честью выйти из того трудного положения, в котором нежданно-негаданно очутился.
Мягкий ковер заглушал шаги. За распахнутым окном трепетала листра высокого раскидистого дерева, крона ноторого была такой пышной, что закрывала все.окно, и такой густой, что за ней совсем не видно было улицы.
Кабинет Абдуллаева был обставлен со вкусом, на широкую ногу; вся мебель - из полированного ореха… Помятая, вся в жестких складках газета, скромно лежавшая рядом с доброй полудюжиной телефонов и громоздким чернильным прибором из белого мрамора, выглядела в этом просторном, роскошном, солидном кабинете какой-то особенно неказистой, прозаичной, будничной. Но именно эта газета ввергла Абдуллаева в дурное настроение.
Газета напомнила ему, что пора недвусмысленно и окончательно выразить свое отношение к плану освоения целины, разработанному в, Алтынсае и одобренному райкомом партии. План давно утвержден райкомом, целина уже осваивалась, а обком еще не сказал решающего слова, и виноват в этом был Абдуллаев, ведавший вопросами сельского хозяйства. Первый секретарь, с самого начала заинтересовавшийся почином алтынсайцев, требовал, чтобы Абдуллаев поскорее представил ему свои соображения. Но Абдуллаев не говорил ни «да», ни «нет», хотя до сегодняшнего дня склонялся к отрицательному ответу.
Абдуллаев принадлежал к числу тех все реже встречающихся партийных работников, которые люфят отожествлять себя с партией, любят выступать от имени партии, а живут всю жизнь по подсказкам.
Небольшую ответственность Абдуллаев еще мог на себя взять, он, например, без колебаний рекомендовал Султанова на пост председателя райисполкома. Но более крупные и сложные вопросы предпочитал решать лишь в строгом соответствии с конкретными указаниями «сверху». Проводить линию партии значило для него выполнять распоряжения вышестоящих инстанций, и только. Он мыслил волю партии не как сконцентрированную волю советского народа, а как некую отвлеченную силу, стоящую над всем, что не было облечено властью. Он не мог и не хотел понять, что партия не только направляет, но и прислушивается, не тольно учит, но и учится, не только решает и указывает, но и горячо подхватывает все ценные народные начинания. Инициатива снизу путала карты Абдуллаеву, нарушая ясные и спокойные принципы, ноторых придерживался он в своей работе. По существу он был не проводником воли партии, а словно бы трансмиссией, передающей решения высших партийных органов низшим. Обратного хода эта трансмиссия не имела.
План алтынсайцев вызвал у Абдуллаева серьезные сомнения уже потому, что выдвинули его «снизу». Точных указаний на этот счет «сверху» не было. Не было единогласия и среди районного руководства. Вопрос был спорный, и, по мнению Абдуллаева, обкому следовало от него просто-напросто отмахнуться, дабы не наживать лишних хлопот и неприятностей. Правда, как раз в это время партией было принято постановление о широком наступлении на целинные земли, но конкретного упоминания именно об Алтынсае в нем не имелось. Общие положения, с которыми Абдуллаев всей душой был согласен, нельзя же распространять огульно на все области, на все районы! Одним по силам поднять целину, а у других таких возможностей нет. Не случайно же утверждает Султанов, - а Султанову Абдуллаев верил, - что авторами «алтынсайского» плана не учтена специфика местных условий.
Вот если бы этот план был спущен хотя бы из Ташкента… Но Ташкент не предлагал Абдуллаеву в циркулярном порядке заниматься покорением алтынсайской целины. А посему благоразумнее будет положить предложение алтынсайцев под сукно, похоронить его как несбыточную «фантазию». Абдуллаев, конечно, понимал, что свою позицию следует обосновать. Но это уже чистая формальность. Пока труженики Алтынсая, засучив рукава, вспахивали новые земли, единоборствовали с бурей, в обкоме по настоянию Абдуллаева создавались и заседали комиссии. Эксперты составляли длинные, противоречившие одна другой докладные записни. Благородное начинание алтынсайцев погружалось в бездонные бумажные омуты…
Но алтынсайцы не опускали рук. Свою правоту они старались доказать делом. Юсуфий одернул их, однако в ответ на его выступление в той же газете появилась статья Джурабаева, и, что уж там говорить, статья толковая, дельная. На защиту «целинного» плана поднялись простые дехкане. Первый секретарь обкома, знавший обо всем этом, настойчивей торопил Абдуллаева. А тут еще эта статья в республиканской газете…
Все складывалось так, что тянуть дальше было нельзя, Абдуллаеву оставалось либо одобрить план алтынсайцев, либо, ссылаясь на мнение Султанова и туманные формулировки комиссий и экспертов, перечеркнуть его.
Одобрить?.. Но рука Абдуллаева не поднималась расписаться под планом, попавшим в обком не из Ташкента, а из какого-то Алтынсая.
Перечеркнуть?.. Но дело зашло слишком далеко. Признав этот план нереальным и не соответствующим интересам государства, пришлось бы привлечь к суровой партийной ответственности его авторов и исполнителей. Подобные действия обкома получили бы широкую огласку. Наказанные' наверняка обратились бы в высшие инстанции. В этом случае, чтобы доказать правильность своих действий, Абдуллаеву понадобились бы более обстоятельные и солидные возражения против «целинного» плана, чем те, какие были в его распоряжении сейчас.. А тут еще эта газета…
Абдуллаев сел за стол, взял газету, вним^ тельней перечитал встревожившую его статью.
Статья, казалось бы, никак не касалась самого Абдуллаева. В ней доставалось, и крепко доставалось, секретарю парторганизации одного крупного совхоза за то, что он вкупе с директором пытался заморозить новаторскую инициативу простых рабочих. Абдуллаев знал этого секретаря и до этого дня считал его «неуязвимым». И вот - нате же!
– добрались и до него! Выходит, никто теперь не застрахован от жесткой партийной критики! Трудные, тревожные времена настали для Абдуллаева. «Вот уж правда, - подумал он с досадой, - не знаешь, откуда взойдет луна».