Сильнее смерти
Шрифт:
В эту ночь Кэйко не удалось заснуть, потому она вышла в маленький сад и стояла, глядя на горевшие звезды, скопление которых протянулось от горизонта к зениту. Эти негаснущие светильники, украшавшие таинственную небесную твердь, лишний раз напоминали о том, что человеческая жизнь, равно как и человеческая смерть, – ничто по сравнению с глубиной и величием вечности. Прозрачный воздух был полон торжественной тишины, изредка нарушаемой неведомыми шорохами, казалось доносившимися откуда-то с высоты.
Над спящим
В полнолуние, он сказал, в полнолуние. Значит, скоро.
Кэйко вглядывалась в колючее сияние звезд и слушала таинственные звуки ветра. Вечный покой небесных пространств, туманные скопления мириадов светил – все это казалось таким близким и таким далеким…
Кэйко думала о своем возвращении. А было ли куда возвращаться? Она не знала. Он везде и всюду – этот мир прекрасной лжи и жуткой правды, и его можно покинуть только одним способом. Но пока Кэйко не хотелось умирать.
Иногда, в самых глубоких и тайных мечтах, ей рисовался уединенный сад, и маленький домик, и такая вот огромная, заглядывающая не в окно – в душу луна, и один-единственный мужчина, который приходил бы к ней в укромные ночные часы.
Послышались тихие шаги, но Кэйко не оглянулась. Чья-то темная тень скользнула по дорожке и замерла рядом. Госпожа Суми. Она долго молчала, потом произнесла:
– Почему ты не спишь? Завтра пожалуют гости – нужно хорошо выглядеть.
Кэйко равнодушно повела плечом. На что тогда белила, тушь и румяна!
– Завтра меня здесь не будет. Я уезжаю. Навсегда. Уголки губ госпожи Суми поползли вверх.
– Куда это ты собралась?
– Я выхожу замуж.
– За кого?!
– Это вас не касается.
– Господин Модзи тебя не отпустит.
– Я не стану его спрашивать!
– Не станешь? Да ты должна ему кучу денег – за наряды, еду и всякие мелочи!
Кэйко усмехнулась:
– Так и знала, что вы это скажете! Можете не волноваться – за все будет заплачено.
– Все равно господин Модзи не позволит…
– Что держал в руках господин Модзи, кроме палочек для еды, денег да чашки с саке? – перебила Кэйко. В ее голосе звучало презрение, если не сказать, злоба. – Какую плату он предпочтет? Пожелает получить деньги или захочет лишиться жизни? Неужели он не убоится самурайского меча!
Госпожа Суми сделала паузу. Потом сказала:
– Ни один самурай никогда не женится на дзёро. А если он хочет выкупить твой контракт, ему все равно придется говорить с господином Модзи. И тот не примет угроз. Не советую тебе соглашаться. Здесь у тебя всегда будет работа. А если решишь жить с одним… Куда ты денешься, когда наскучишь ему?
– Он меня любит, – едко, словно желая ужалить, произнесла Кэйко. –
– Почему он не забрал тебя сразу?
Кэйко замялась. Кажется, она не ждала такого вопроса.
– Не знаю.
Госпожа Суми смотрела с жалостью и в то же время холодно.
– Зато я знаю. Он не приедет.
– Почему вы так решили?
– Потому что я дольше живу на свете. – Женщина улыбнулась мудро и немного печально. – Этот прекрасный, как солнце, всадник на резвом коне никогда не приедет за нами. Когда-то давно он проехал мимо и больше не вернется.
– Но он обещал! Он говорил мне…
– Ты больше десяти лет служишь в этом доме, Кэйко, и до сих пор не поняла, за чем именно мужчины приходят сюда и что они могут сказать женщине, чтобы вызвать ответную страсть?
Внезапно Кэйко подняла голову и вновь поглядела на искрящееся звездами небо. Да, конечно, не каждый огонь есть свет, и счастливый случай часто бывает обманчив – ей ли этого не знать! И все же сейчас женщине казалось, что она умрет от разочарования, если не оправдаются ее последние, а потому самые драгоценные надежды.
…Кэйко ждала еще три дня. Сказавшись больной, не принимала гостей. По вечерам женщина выходила в сад и долго стояла, глядя туда, где над гребнями гор тянулась красная полоска заката, похожая на кровоточащую рану. Вскоре зарево начинало гаснуть, и прозрачно-зеленые краски неба постепенно переходили в синеву, а кое-где поблескивали бледные звездочки. Но там, где горные вершины смыкались, закрывая край небес, еще сиял один-единственный, ослепительно-яркий луч.
Кэйко стояла в ожидании момента, когда с другой стороны неба вынырнет луна. И с каждым днем это небо над головой все больше напоминало своды темницы, из которой невозможно сбежать.
На четвертый день к ней вошла госпожа Суми и сказала:
– Довольно. Одевайся, причесывайся и выходи. Сегодня будут важные гости. Они захотят тебя видеть.
Кэйко не шевельнулась. Она сидела на футоне в одном нижнем кимоно.
– Пришел господин Модзи, он желает с тобой поговорить, – сдержанно прибавила госпожа Суми.
Кэйко встрепенулась.
– Да, – сказала она, – я тоже этого хочу.
– Я пришлю к тебе служанку, – промолвила женщина и, повернувшись, вышла.
Пришла девушка; Кэйко приказала ей принести алое кимоно с крупными желтыми цветами и еще одно, с мелким узором, широкий пояс и сандалии-сэт-та с тонкими темно-красными шнурами и кожаными подошвами, гребни из слоновой кости и самое дорогое душистое масло для волос.
Кэйко одевалась не меньше часа, а причесывалась вдвое дольше, после чего велела служанке приготовить белила, румяна и тушь.
– Ровнее! – потребовала она, наблюдая в зеркало за тем, как девушка накладывает белила широкой кистью.