Сильнее смерти
Шрифт:
– В отъезде.
– Когда он вернется?
– Зачем вам?
– Со мной пришел еще человек, мужчина, ему тоже нужна работа.
– Мне нечего вам сказать, – натянуто отвечала Мидори. – Я не знаю, когда вернется мой супруг.
Постояв еще немного, незнакомка повернулась и вышла в ворота. Странное предчувствие стрелою врезалось в сердце Мидори, и она с трудом перевела дыхание. Лицо незнакомки было усталым, осунувшимся, обветренным, – наверное, она и впрямь проделала долгий путь! – и в то же время выразительным. Влажная чернота ее
Когда незваная гостья ушла, Мидори бросилась в дом, к Масако:
– Что это за женщина?!
– Не знаю, госпожа. – Масако держалась натянуто и продолжала сосредоточенно перебирать какие-то вещи.
Что-то изменилось в ее отношении к Мидори, исчезло восхищение, восторженное преклонение: своим поступком Мидори уничтожила в душе Масако целый мир, прекрасный мир, который не менялся с юности.
Мидори не замечала переживаний Масако, она думала о другом.
– Эта женщина не похожа на служанку. – Мидори прикусила губу. – Она спрашивала о господине. Зачем? – И, чуть помедлив, заявила: – Мне кажется, господину грозит опасность. Я остаюсь.
– Но господин приказал нам уехать, – заметила Масако.
Мидори сжала кулачки, на ее лице вспыхнул багровый румянец. Если даже ее справедливый, неподкупный, всевидящий отец решил, что Акира не преступник, значит, дело в ней самой, в ее женской слабости, постыдной ревности, из-за которой она посмела донести на собственного мужа! Мидори догадывалась о том, что Акира знает правду. Как он истолковал ее поступок? Почему промолчал и не подал виду? Нарушив вековечные устои, она потеряла точку опоры, она словно стояла над обрывом, испуганная и растерянная, стояла, глядя туда, где исчезла ее прежняя жизнь и прежнее счастье.
Мидори медленно опустилась на пол. Она начала прозревать.
Что теперь делать? Покончить с собой? Женщина знала, что Акира не позволит, а пойти на такой шаг без разрешения мужа – значит переложить на его совесть груз своей души.
Она решительно произнесла:
– Забирай мою дочь с собою, Масако, и уезжай. Я остаюсь в Сэтцу.
Кэйко бесцельно брела по улице. Серые небеса были неприветливы и пусты, под ногами хлюпала грязь. Навстречу попадались самураи и простой люд – она ни на кого не обращала внимания. Признаться, Кэйко не верилось, что она снова в этих краях, и она удивлялась тому, что в ее душе нет никаких чувств.
Внезапно женщина подняла голову, и ее взгляд ожил: из-за поворота появился Кэйтаро. Он шел легким пружинистым шагом, его лицо было таким юным, не отмеченным печатью преданной совести и бесцельно прожитых лет!
Она радостно поспешила навстречу:
– Что, господин? Удалось ли вам наняться на службу?
Он кивнул. Женщина видела, что его терзают сомнения.
– Я хочу есть, и вы, наверное, тоже. Неподалеку есть чайный домик. Зайдем? – предложила Кэйко.
Они вошли в маленькое, тесное помещение.
Кэйко вопросительно смотрела на Кэйтаро, и он произнес, сосредоточенно глядя в лакированную суповую миску, от которой поднимался пар:
– Меня приняли на службу.
– Это хорошо! – подхватила Кэйко, и тогда он добавил:
– Да, приняли, ни о чем не расспрашивая, они сказали, что им нужны воины: было много потерь… Мой отец говорил мне, что прежде было по-другому, к воинам не относились, как к шелухе, которую приносит и уносит ветер, каждый самурай был, точно звезда на небе, единственный в своем роде, незабываемый и яркий!
– Должно быть, ваш отец уже немолод? – спросила Кэйко.
Кэйтаро кивнул.
– У каждого времени свои законы, оно диктует нам, как жить, и с этим ничего не поделаешь, – сказала Кэйко.
– Вряд ли вы вправе рассуждать об этом, – заметил молодой человек.
– Наверное. Ведь я женщина. А в жизни женщин мало что меняется даже с веками, – ответила Кэйко и спросила: – Значит, вам поверили?
– Похоже, да. Я повторил им все то, что говорили вы, госпожа. По-моему, им понравилось, что я пришел сюда не один, а со своей теткой.
– Господина Кандзаки, которого вы искали, здесь нет, – сказала женщина, надеясь что-нибудь выведать. – Он в отъезде. Когда вернется, неизвестно.
Кэйтаро равнодушно кивнул. Казалось, он забыл о том, что хотел разыскать Акиру.
– Вы же голодны, ешьте, – подсказала Кэйко.
– Я никогда не предполагал, что мне придется наниматься на службу к заклятому врагу моего отца! – вдруг промолвил молодой человек. – Конечно, я это сделал, дабы совершить задуманное, но… Меня всегда учили добиваться своей цели правдой, а не ложью. Мне кажется, в этом есть что-то унизительное.
– Вы говорите, ваш отец жив? – осторожно спросила Кэйко.
Кэйтаро кивнул.
– Тогда почему вы – ронин?
Юноша молчал. Было видно, что на него давит груз безрадостных мыслей.
– Возможно, я не имею права судить о правде и лжи, – заметила Кэйко. – И все же мне кажется, обе могут быть и милосердными и жестокими, обе способны и убивать и возрождать к жизни.
– Главное, я смогу его убить, – поразмыслив, сказал Кэйтаро. – Неважно, как это произойдет. Но это будет справедливо.
Молодой человек принялся за еду. Он не замечал задумчивого взгляда Кэйко. А та задавала себе вопрос: что будет дальше? Этот юноша, ее случайный попутчик, пойдет своею дорогой, а она? Так устроено женское сердце: вечно жаждет тепла и не может обходиться без привязанностей!
– Нужно успеть подобраться к нему поближе, пока меня не раскрыли, – сказал Кэйтаро.
– Хотите, я вам помогу? – предложила Кэйко.
– Не обижайтесь, госпожа, к этому человеку вам не приблизиться. Вам его не достать!