Сильнее времени
Шрифт:
– Всё в порядке, дамы и господа! Просьба сохранять спокойствие! Обезврежен важный государственный преступник.
Плут рванулся, что есть мочи, но кто-то оглушил его ударом по голове не так, чтобы убить, но достаточно, чтобы он потерял сознание.
***
Представления на вокзале Цыган не видел, он был занят совсем другими делами. Спрятав газету, старательно завернутую в тряпицу в стене заброшенного домика сторожа на верфях, Андрей отошёл недалече и достал часы. Брегет дышал на ладан. Того и гляди, развалится прямо в руках. А ему нужно пойти в будущее, а потом вернуться обратно. Выдержит ли? Ежели нет, останется он, Андрей в будущем навсегда до тех пор, пока не выследит кольцо. Но всё же он надеялся, что задуманное удастся. В любом случае, даже оставшись в 21 веке он добьётся, своей цели - Аня прочтёт газету. А Плут, если не спалится на ерунде, взорвёт бомбу. Не любил Цыган неопределённости, любил контролировать весь процесс, но разве ж проконтролируешь тут, коли в напарники тебе достаётся дурак и часы с ограниченными попытками? Приходится
***
Порфирий Георгиевич, который снял свое пальто и развешивал его сейчас аккуратно на плечиках, повернул голову в сторону вошедших в купе и обескураженно поглядел на Гнездилова. Он был сердит на Асю, потому как она вела себя слишком странно, и в вагон вошла чуть ли не последней. Никогда он не позволял себе опускаться до ругани, но тут хотел высказать девочке несколько слов. Однако, увидев, кто сопроводил её в вагон, желание брюзжать пропало. Дело принимало скверный оборот.
– Моё почтение, Порфирий Георгиевич, - снял шляпу и поклонился Гнездилов.
– Разрешите составить вам компанию в путешествии. Сыщик не спрашивал, он утверждал. Концертмейстер пробормотал приветствие и тяжело опустился на диванчик. Весь вид его говорил о растерянности и источал безысходность.
– Не успел я, к сожалению, снять вас с поезда до отправления, а задерживать весь состав - слишком смело даже для меня. А посему, уважаемые, придётся нам коротать время в одном купе до первой же станции, на которой будет более-менее сносная остановка. А пока хотелось бы услышать, куда это вы направляетесь, Порфирий Георгиевич вместе со своей племянницей? И почему Асю Алексеевну на перроне окликнул террорист Иван Плутов, неоднократно замеченный в участии в революционной ячейке и подрывной деятельности против государства Российского?
– Александр Сергеевич устроился на диванчике напротив концертмейстера и внимательно посмотрел на парочку путешественников. Ася, не зная куда деть себя, опустилась на мягкое сиденье подле дяди и обречённо прикрыла глаза. Прямо сейчас всё рушилось! Мало того, что она не ведала, удалось ли Ивану скрыться от полицейских, отчего её сердце колотилось точно бешеное в груди, так ещё и дяде стало известно о том, во что играл её любимый в этом времени.
Ася пыталась сохранять самообладание, но это было невозможно. Смесь обиды, страха за Ивана, ненависти к Гнездилову, затопила её горячей волной. Кровь зашумела в ушах. Она чувствовала, как дядя сверлит её взглядом, но предпочла не смотреть на него. Не смогла поднять глаз, а подняв, точно бы разрыдалась. Слезы - проявление слабости, а Ася никак не могла позволить себе рыдать при этом противном сыщике. Она так и сидела в пальто, отороченным по вороту великолепным мехом, и смотрела в пол. Гнездилов же, совершенно не чувствуя стеснения, разделся, сняв наконец, пальто. Все-таки он привык к мундиру и тот казался ему самой удобной одеждой, но в данный момент времени он был облачён иначе. Александр Сергеевич оправил шерстяной пиджак по фигуре и вернулся на диванчик.
– Ася, душа моя, о чем говорит их благородие, господин сыщик? Ася, наконец, собралась с силами. Знала же, что это - дело бесполезное и Гнездилова не обмануть, но решила попытаться.
– Не знаю, дядя. Я вообще с господином сыщиком не знакома.
– Ася улыбнулась чуть дрогнувшими губами. Но если голос и тон обращения можно подделать, молнии в её-то глазах скрыть было невозможно. Александр Сергеевич усмехнулся. Все эти женские уловки так ему знакомы. Помнится, Анна на допросе тоже изображала из себя жертву, но тогда он ничего не понимал и думал, что она тоже сообщница Плута. А доказательств обратного не было. Честно признаться, относительно гувернантки Ильинских он и сейчас пребывал в сомнении, несмотря на письмо ею оставленное.
– Не стоит, Ася Алексеевна. Ваши уловки на меня не подействуют. Может быть, мы и не были представлены лично, но вам абсолютно точно известно, кто я. К тому ж, вы покрываете государственного преступника и террориста.
– Буднично, словно о погоде, говорил Гнездилов. Ася нервно выдохнула. Порфирий Георгиевич округлил глаза.
– Александр Сергеевич, кажется? Вы нас с кем-то спутали. Содействовать терроризму - это абсурд и преступление против Царя и Отечества. Никогда ни один член нашей фамилии не был заподозрен в данном деянии, извольте и вы не обвинять добропорядочных граждан попусту.
– Вдруг вскипел концертмейстер, что немало удивило сыщика.
– Насчёт Вас, Порфирий Георгиевич, я ещё пока не уверен. Вижу, как вы удивлены и негодуете. А вот племянница ваша совершенно точно понимает, об чем я веду разговор. Думаю, Ася Алексеевна, вам следует рассказать всё как есть и не усугублять ситуацию.
– Настаивал полицейский.
Гнездилов давил. Понимал, что девчонка может пойти в отказ и будет стоять до последнего на том, что ничего не ведает, а потому пытался воздействовать, пока она ещё запугана и боится собственного дяди.
Ася же чувствовала себя загнанной в ловушку. Словно бежала она много часов без продыху и когда уже показалось, что финиш виден, он оказался лишь стартом. А в ней ни сил нет, ни желания бежать сызнова. Обложил её Гнездилов со всех сторон, не оставил выбора. Страшно ей и за глупого Ваньку, и за дядюшку, которого удар может хватить от услышанного, да и за себя страшно. Хорошо, что Аня успела уйти домой. Аня ушла, а им теперь расхлебывать всё, что наворотили. Но это и правильно, за всё в жизни приходится платить.
Ася устало прикрыла глаза и начала рассказ под мерный перестук колёс поезда, уносившего их всё дальше от заснеженного предновогоднего Петербурга.
Глава 28. Тучи сгущаются
Липецкая область, г. N., наши дни
Аня безумно устала. Никогда бы она не подумала раньше, что копаться в старых бумагах и книгах так утомительно. Второй день они с Яковом Семеновичем разбирали антресоли и сортировали печатную продукцию, которая там скопилась. Это оказалась довольно кропотливой работой: ну-ка, рассортируй документы, книги, письма и печать по эпохам, годам, тематике. У аккуратного и внимательного Михельсона всё было учтено и посчитано, записано в амбарные, как он сам, смеясь, говорил, книги. Всё, кроме печати.
– Терпеть не могу эти бумажки. К тому же, у меня аллергия на книжную пыль, - слегка картавя, жаловался Анин работодатель, сваливая горы бумаг на стол перед ней. Зато Ане было в удовольствие перебирать эти настоящие свидетельства былой истории. Из-за любопытства она не просто описывала книгу или газету, как статуэтки и чайные пары до этого. Она читала, погружаясь в события прошлого, отчего сидела, склонившись над бумагами, второй день. Народу особо не было, в канун Нового года люди заняты совершенно другими делами - покупают икру и шампанское, думают над подарками. Поэтому девушка могла себе позволить корпеть над старинной периодикой, старательно сортировать ветхие газеты и описывать все экземпляры в очередную толстенную тетрадь. Но была и ещё одна причина, по которой Аня была рада чтению старых газет. Она погружалась в то время и как будто была ближе к Николаю. Словно сидит она не в антикварной лавке и читает столетние новости, а вновь в доме Ильинских обсуждает с Натали новый номер "Дамского мира" или спорит с Ильинским о роли Государственной Думы и Учредительного собрания. Каждая театральная афиша или рекламное объявление погружали её в тот мир, который пришлось покинуть.
Это было похоже на то, как сыплют на рану соль, не давая ей затянуться, продлевая мучение. Аня это понимала, но ничего не могла с этим поделать. Именно потому к исходу второго дня она так устала. Зато знала: вечером, вернувшись из лавки, не будет у неё сил на то, чтобы думать о том, что с нею приключилось. Уснёт мертвецким сном, чтобы завтра снова встать по будильнику.
С момента таинственного появления в их городке Андрея, а потом такого же скоропалительно его исчезновения прошло несколько дней, а мама так и казалось странной. Временами она была необычайно весёлой, временами погружалась в свои мысли, а порой вообще выглядела встревоженной. И только усталость не давала Ане поговорить с матерью.
Вот будут новогодние праздники, на работу не надо будет ходить, обязательно поговорим, решила девушка. А пока привычные дела - работа, бытовые дела и сон. Наталья Григорьевна же на самом деле была сама не своя. То, что скрывала она много лет от всех и от Ани в том числе, вся эта давняя история с появлением на пороге их квартиры её непутёвого братца грозила выплеснуться наружу, как вскипает бульон и изливается грязной пеной.
Всё больше Наталья боялась того, что наступит день и час, когда у неё не останется выбора и придётся, как не прячь голову в песок, рассказать дочери правду. Женщина не чувствовала за собой вины, в конце концов, она все эти годы жила, оберегая свою девочку от ненужной ей в этом времени информации. Но кто знает, как отреагирует Аннушка на её рассказ? Наталья почти смирилась со своей жизнью здесь. И даже пропажу Алексея много лет назад приняла.
Их жизнь здесь была такой счастливой, что ей, в своё время не смеющей даже рассчитывать на подобное, было за глаза этих счастливых лет. А к тому, что окружение было чужим, табор остался в прошлом, всё здесь было непривычное и странное, она быстро привыкла - пытливый ум и умение принимать всё, что происходит с тобой, сделали своё дело.
Она не роптала на судьбу. Даже их с Алексеем побег 25 лет назад был для чего-то нужен. Они спасли Анечку, они жили счастливо эти годы. Но вот на пороге появился Андрейко и Наталья почувствовала, что беда близко. Пока она была не осязаема, лишь витала где-то рядом в воздухе, как чувствуется приближающаяся майская гроза. И Наталья всё ещё робко надеялась, тешила себя надеждой, что ветром сдует эту грозу в сторону, пронесёт мимо ее дома. От того и была то взволнована, то весела без причины, то впадала в ступор.
***
Санкт-Петербург, наши дни.
Трясущимися руками Андрей убрал брегет в карман. Даже смотреть не стал на его состояние. Судя по ощущениям во время перехода, ему повезёт, если удастся вернуться. На лбу выступили капельки пота, хотя на улице стоял промозглый и сырой декабрь. Дико хотелось пить. В горле была такая сухость, что казалось, будто он не пил сотню лет, не меньше. Андрей постоял с минуту в своём укрытии, ныне на задворках Адмиралтейских верфей и вышел на улицу. Пора было идти, предстояло ещё сделать важное дело. Мобильник, с некоторых пор носимый с собой, ибо не было времени ходить в сарай в доме на Рождественской, дабы переодеться, слабенько звякнул и включился. Игнорируя смс и различные уведомления, Цыган нашёл на карте адрес ближайшего пункта транспортной компании. Прямо в сапогах и пальтишке приказчика, которое утром надел вместо старого зипуна, он отправился к нужной конторе.