Сильнодействующее лекарство
Шрифт:
…И сколько еще таких должно появиться на свет! Ей хотелось выплакать горькими слезами переполнявшую ее бессильную ярость. Но кому нужны ее слезы? Никому. Рыдания и гнев были бесполезны — слишком поздно!
Но могла ли она сделать больше, чем сделала, ради предотвращения столь ужасной трагедии? Да! Могла!
Она могла поднять свой голос протеста после того, как подала в отставку, не молчать, а добиваться, чтобы ее опасения относительно монтейна стали достоянием общественности. Но разве это что-нибудь изменило бы? Разве стали бы ее слушать?
Словно читая ее мысли на расстоянии в пять тысяч миль, Сэт сказал:
— Все мы тут задавались вопросами, Селия. У всех нас были бессонные ночи, все мы терзаемся угрызениями совести, и среди нас нет ни одного, кому не суждено донести чувство вины до самой могилы. Но ваша совесть может быть чиста. Вы сделали все, что было в ваших силах. И не ваша вина, что поданный вами сигнал тревоги остался без внимания.
«А ведь как легко и удобно было бы согласиться с Сэтом», — подумала Селия. Но она знала, что до конца своих дней не сможет отделаться от сомнений.
Внезапно ее осенила еще одна тревожная мысль.
— Скажите, Сэт, все то, что вы мне рассказали, станет достоянием гласности? Что предпринимается для широкого оповещения общественности? Что-нибудь делается для того, чтобы женщины немедленно перестали принимать монтейн?
— В общем-то делается… но не совсем так. Кое-что стало достоянием гласности, но, если по правде, в весьма ограниченном масштабе.
Вот оно что, подумала Селия. Этим-то и объясняется тот факт, что за время путешествия они с Эндрю ни разу не слышали о монтейне ничего плохого.
Тем временем Сэт продолжал:
— Судя по всему, по сей день никому из журналистов так и не удалось составить полную картину сложившейся ситуации. Но мы опасаемся, что вскоре это случится.
— Вы опасаетесь…
Итак, со всей очевидностью поняла Селия, никаких попыток широкого оповещения населения предпринято не было, а это означает, что монтейн по-прежнему продается и используется. Селия вновь вспомнила вчерашние слова Эндрю. Он дословно передал ей сообщение Тано о том, что монтейн «бешено раскупается».
Когда она задала следующий вопрос, ее била дрожь:
— Что сделано для изъятия монтейна из торговой сети и ликвидации его запасов?
— Из «Жиронд-Шими» нам сообщили, что во Франции они снимают монтейн с продажи на этой неделе. Насколько мне известно, англичане готовят соответствующее оповещение. Австралийское правительство уже наложило запрет на продажу препарата. — Чувствовалось, что Сэт тщательно взвешивает каждое слово.
— Я говорю о Соединенных Штатах. — Голос Селии сорвался на крик.
— Уверяю вас, Селия, мы предприняли все, чего требует закон. Все до единого сообщения, поступившие в «Фелдинг-Рот», своевременно передавались в штаб-квартиру ФДА в Вашингтоне. Все без исключения. Винс Лорд следил за этим лично. Теперь мы ждем от них соответствующего решения.
— Ждете решения! Но почему ждете? Объясните, ради Бога! Какое еще может быть решение, кроме как немедленно снять монтейн с продажи?
Тут Сэт предпринял контратаку:
— Наши юристы настойчиво рекомендуют в интересах компании на данном этапе дождаться от ФДА соответствующего распоряжения.
Селия готова была взорваться. Взяв себя в руки, она ответила:
— Но ведь управление так медлительно. У них на это уйдет несколько недель.
— Вероятно, вы правы. Но юристы твердят свое: если мы сами снимем лекарство с прилавков, то тем самым признаемся в ошибке, а значит, и примем ответственность за нее. Даже сейчас финансовые последствия подобного…
— При чем тут деньги, когда женщины продолжают принимать монтейн? Когда неродившиеся дети…
Селия замолчала, понимая, что спорить бесполезно и разговор заходит в тупик. Она лишь вновь удивилась, почему звонит контролер, а не Сэм Хауторн.
— Я должна поговорить с Сэмом, — решительно сказала Селия.
— К сожалению, это невозможно. Во всяком случае, сейчас. — Затем последовала неловкая пауза. — Сэм… в общем… он не в себе. Это связано с личными проблемами. В частности, поэтому мы просим, нет, убедительно настаиваем на вашем возвращении.
— Что означают эти двусмысленности? — резко перебила его Селия.
Ответом ей был долгий, тяжелый вздох.
— Я собирался рассказать вам об этом позже, потому что это вас огорчит. — В тихом голосе Сэта чувствовалась глубокая грусть. — Помните… как раз накануне вашей отставки у Сэма родился внук.
— Ребенок Джулиет? Конечно, помню.
Селия вспомнила празднование в кабинете Сэма, в котором она принимала участие, и то, как она испортила всем настроение своими сомнениями относительно монтейна.
— Судя по всему, во время беременности Джулиет крепко донимали приступы дурноты по утрам. И Сэм начал давать ей монтейн.
При этих словах Сэта у Селии внутри все похолодело. Ее охватило жуткое предчувствие, она поняла, что за этим последует.
— На прошлой неделе врачи установили, что ребенок Джулиет стал жертвой вредного воздействия препарата.
По голосу Сэта чувствовалось, что он вот-вот разрыдается.
— Внук Сэма умственно неполноценен, у него деформированные конечности. Он такой же дефективный, как и все остальные.
У Селии вырвался сдавленный крик горя и отчаяния. Ей с трудом удалось овладеть собой.
— Как мог Сэм допустить такое? Ведь в то время монтейн еще даже не был разрешен.
— Но ведь уже существовали опытные образцы для врачей. Ими-то Сэм и воспользовался, не сказав об этом никому, кроме Джулиет. Мне кажется, он столь непоколебимо верил в монтейн, что не видел в этом ни малейшего риска. Вероятно, сыграли свою роль его личное участие в судьбе препарата и, пожалуй, гордость. Если вы помните, Сэм лично занимался покупкой прав на монтейн у компании «Жиронд-Шими».