Симбионты
Шрифт:
– Да так же, как в прошлый раз. Изменений в механической части будет немного, и все они должны выглядеть вполне конвенционно. А управление я замаскирую в точности, как спрятал команду на накачку эндорфинов – размажу по всей прошивке. Прошивка интересует наших поточников вообще в последнюю очередь. Заметят какую-то часть команд – меня же и спросят. Найду, что ответить. Нет, пока боты не проснутся, никто ничего не поймет. А когда проснутся – никто не увидит, они уже будут… На службе. В людях.
– Вы большой мастер, – сказал Михаил вполне искренне. – Горжусь, что вы в Нанотехе. И уверен, что нам еще вместе работать и работать.
– Благодарю. Только давайте понимать, что я пока ничего не
Михаил невольно огляделся.
– Готов поспорить, его ноут до сих пор где-то здесь! – выпалил он. – Еще одна злая шутка Деда.
Рыбников удивленно поднял бровь. Потом вздохнул.
– Грешным делом, была у меня надежда, что вы успели снять копию с его документов.
– Если бы! Что было в лабе – он действительно все угробил. А то, что было в ноутбуке, я не успел найти. Охрана прозвонила буквально все стены, всю территорию. Сотрудников допросили. Нету. А потом весь институт перетряхнула ФСБ – и повязала Гуревича… Ну, вы в курсе.
Михаил нервно поежился.
До сих пор его знобило, когда он вспоминал ту нервотрепку и то позорище. Специальная комиссия Госдумы обязана была официально подтвердить, что институт выполнил конвенцию о запрете репликаторов. Консультантами набрали старых знакомых Деда – а других консультантов и не могло быть, – проблем не предвиделось. Что тема не просто закрыта, а стерта с лица земли, все и так знали. Деду сочувствовали, думали с горя выпить, обругать партию, правительство и Организацию Объединенных Наций, потом быстро пробежаться по институту, составить внушительный протокол, расписаться в нем, опохмелиться и разъехаться. Ехали в общем, на поминки по интереснейшей научной теме. Вот только прибыла комиссия в аккурат на «девять дней» по самому Деду. Ну, выпили, погоревали, сказали много хорошего о покойном, бросили пару слов о «перестраховщиках, зажимающих научный поиск» и отправились инспектировать Нанотех. И тут какая-то гнида стукнула, что документация, конечно, уничтожена, только вот пропал с концами один маленький служебный ноутбук. И что там было, неизвестно. Но могло быть тако-о-е…
Суток не прошло, как институт взяли в осаду фээсбэшники, вежливые ребята в строгих костюмах. Михаил не преувеличивал, говоря, что ФСБ перетряхнула Нанотех. Она едва не разобрала его по кирпичику. В итоге задержали Гуревича, «личного программиста» Деда. Оказывается, этот идиот задумал продать секрет репликации то ли исламским террористам, то ли евреям для борьбы с исламскими террористами, то ли вообще ЦРУ, хрен редьки не слаще. Гуревича взяли – добрых пол-института видело, как его выводят в наручниках и запихивают в машину, – и увезли. С Михаилом провели воспитательную беседу об ответственности и бдительности. Михаил притворился, будто совершенно убит горем. Думал он только об одном: какая же восхитительная сволочь Дед!
Михаил знал Нанотех как свои пять пальцев, лично руководил поисками и не верил, что ФСБ оказалась ловчее и откопала где-то ноут, который не сумела найти служба безопасности института. Он не мог вынести такого удара по самолюбию – и вообразил, будто ФСБ сделала хорошую мину при плохой игре, а ноут на самом деле исчез. Куда – непонятно. Зато понятно, кто его спрятал, и зачем. Переиграть Михаила мог только один человек на свете – Дед.
Чисто из вредности.
Иногда Михаил ловил себя на мысли, что вера в пропавший ноутбук выглядит паранойей. Раз за разом он доказывал себе, что ноут пылится в хранилище вещественных доказательств ФСБ. И тут же предавался мечтам о том, как случайно раскапывает эту хреновину на территории в день закладки новой березовой аллеи.
Их было двое равно
Гуревича, талантливого программера, крепко двинутого на софте для микробов и беззаветно преданного Деду, Михаил всегда считал идиотом в чисто житейском смысле. Когда именно его взяли за жабры, Михаил только выругался. Как он сам не догадался, что программист сохранил резервную копию прошивки «пятерки» или даже втихаря слил личный архив Деда! Михаил готов был поставить сто против одного: Гуревич украл инфу в порыве идеализма, чтобы запрещенное открытие любимого шефа не сгинуло бесследно. И только поняв, чего натворил – а он ведь серьезное преступление совершил, – задумал толкнуть краденое на сторону. Но воровать служебный ноут… Это имеет смысл, чтобы подтвердить аутентичность данных при продаже. И все-таки слишком рискованно. По идее, как раз у Гуревича хватило бы дури на такой неразумный шаг.
Вопрос в том, что у Деда, когда разозлится, дури обнаруживалось еще больше. А особенно его бесили всяческие запреты – в ответ он был способен на демонстративно наглые поступки. Одаренный ученый в нем задавил одаренного хулигана и анархиста, и лучше было этих двоих не будить.
– Отомстил мне старик на прощанье… – протянул Михаил. – Красиво отомстил, ничего не скажешь! Самое обидное, что это только моя вина, я неправильно себя повел с ним. Рассердил, спровоцировал…
– Я мало знал Деденёва, увы, – сказал Рыбников. – Но он точно был не из тех, кто любит сжигать рукописи в печке. И он всегда открыто выступал против запретов.
– Выступал? Да он фабер уволок из института! У него, по-моему, никогда своего фабера не было. А едва их начали изымать у частных лиц, Дед выписал себе здоровенный «Х-П», порошка к нему центнер, погрузил в машину, сам сел за руль, чтобы водителя не подставлять, – и увез куда-то. Сказал, пригодится в хозяйстве… И это еще ерунда, видали мы фокусы и покруче… А ноутбук он не выносил из офиса последнюю неделю. Думаете, я поверю, что у такого монстра ноут без дела валялся? Да я прямо вижу, как Дед его развинчивает и по частям рассовывает в цветочные горшки!
Рыбников молча ждал продолжения.
– Нету там, – коротко сказал Михаил. Подумал и добавил: – И в канализации нет.
– Ну и плюньте. Значит, все-таки безопасники его нашли. Но кое-что осталось у людей в головах, и это забрать не могли. Наверняка многое знает Семенов. Очень многое, он ведь не простой техник, ох, не простой…
– Ну и поговорите с ним, – бросил Михаил беспечно. И улыбнулся.
– Я что-то не то сказал? – насторожился Рыбников.
– С меня фээсбэшники содрали три шкуры, а с Семенова все семь. И взяли подписку. Он поэтому и не в вашем секторе – чтобы вы не донимали его расспросами. Лично мне он пообещал свернуть челюсть, если буду слишком нажимать. А я в ответ дал слово, что пока Нанотех мой, Семенов может тут работать. Да, это был такой… Сентиментальный порыв. Но я однажды видел этого бирюка с той стороны, с которой его знал наверное только Дед…
Михаил умолк и задумался.
Вертолет в руке Семенова. «Это ведь модель нашего репликатора? – Ну, да». Игрушка для ребенка. Добрый человек Семенов. Угрюмый, но добрый.
– Обидно, – сказал Рыбников, глядя в стол и не замечая того, как директор погрузился в себя. – Я пытался нащупать, в каком направлении шел Деденёв, но без толку. Возможно, с ним действительно случился припадок гениальности. Нам бы хоть малейшую зацепку. Хоть один намек. Иначе эту технологию не восстановить. Будем тыкаться сами, как слепые котята, повторяя все ошибки Деденёва – сколько лет он возился?.. Или делая собственные.