Симонов и война
Шрифт:
После того как 137-я немецкая дивизия была разбита, ее остатки перешли через Днепр и вошли уже в город Смоленск. То там была 29-я механизированная дивизия, а теперь стала еще 137-я дивизия. Опять завязались сильные бои. Городнянского выбили из северной части.
К. М. Он был в центральной части, да?
М. Ф. Нет, он так и был в северной части. Почти выбили уже из северной части. Тогда я приказал командиру 152-й дивизии с запада наступать на Смоленск. И вот опять началось: опять за завод имени Калинина, за Тихвинское кладбище.
К. М. Это всё в северной части?
М. Ф. Всё в северной части. Тихвинское кладбище переходило из рук в руки бессчетное
К. М. Выбили за реку всех?
М. Ф. Всех выбили за реку. Ворваться в южную часть Смоленска нам так и не удалось. Не было ни сил, ни снарядов. За все время боев с десятого по двадцать пятое июля — почти двадцать дней — я не получил пополнения ни от кого. Кроме двух тысяч коммунистов Москвы, Ивано-Вознесенска, Владимира и Горького. Надо сказать, что эти коммунисты сыграли колоссальную роль в обороне Смоленска. Они были связующим звеном, цементом. Да и так части дрались хорошо. Почему 152-я дивизия, части 16-й армии дрались так хорошо? Почему они нигде не бежали? Когда-нибудь мы с вами вернемся, и я вам расскажу, что представляли из себя условия в Забайкалье, в которых жила и обучалась 16-я армия. Сама природа их закалила. Условия жуткие. Казарм нет, жили в землянках. Землянки — не обыкновенные землянки, а только сверху прикрыто, а земляные стены и кое-какие нары, так чуть-чуть ивнячком заплели, чтобы не сыпалась земля. Мокро там, сыро было, а морозы 35–50 градусов — это явление нормальное. Ветер — на ногах не устоишь, в уборную ходили по канату, иначе унесет, закатает в степь, и замерзнете там. Вот в таких условиях обучалась эта армия. Армия была очень сильная, закаленная. Поэтому так и дрались хорошо.
И когда противник вновь начал переправляться, подтянул танковые части, подошла дивизия СС, полк «Великая Германия», мы начали отступать. Были опять сильные бои за каждый дом, за каждую улицу дрались. Но силы иссякали. И отступали мы не потому, что мы плохо дрались, а потому, что сил не хватало у нас. К этому времени 16-я и 20-я армия соединились, мы встретились — два члена Военного совета — 16-й и 20-й армии, Курочкин и Симановский, Лукин и Лобачев, стали советоваться, что делать нам дальше.
Хоть мы уже к двадцать седьмому оказались в полном окружении, в оперативном мешке оказались, мы знали, что к нам идут на выручку: со стороны Белого идут три дивизии генерала Хоменко, а с востока от Ярцева идут три дивизии генерала Калинина, а у самого Ярцева — три дивизии генерал-майора Рокоссовского, с юга, от Рославля будет наступать 28-я армия генерала Качалова, пока в составе трех дивизий. Мы знали, что к нам идут двенадцать дивизий, и видимо, какое-то количество артиллерии, какое-то количество танков у них, мы так предполагали. Так что, чего же особенно переживать, будем драться. И решили не отступать. Но двадцать девятого числа противник сосредоточил большое количество танков против левого фланга 20-й армии, налетела авиация, прорвали фронт 69-го корпуса генерала Могилевчика; командир 152-ой дивизии доносит мне, что его правый фланг загнут уже фронтом на север, не на запад смотрит, а уже на север смотрит.
Пришел ко мне на командный пункт генерал-майор Могилевчик, командир 69-го корпуса и говорит: «Товарищ генерал, своего командарма и штаба я не нашел, он, видимо, снялся, перешел на другой командный пункт. Я вам докладываю,
Я выбежал на наблюдательный пункт — у меня он тут в лесочке был, прекрасный у меня обзор, — и вижу, что идет сильный танковый бой наших и танков противника, и пехота начинает цепями уже отходить.
Тогда я приказал командиру 129-й Городнянскому. Замечательный командир, очень спокойный, когда я приезжал к нему в дивизию, мне командиры жаловались, что он не только ходит в боевые порядки батальонов, а даже в боевые порядки рот. Я его ругал: «Авксентий Михайлович, что вы себя не бережете, вы ж для армии нужны». Он отшучивался: «Э, Михаил Федорович, — говорит, — я заговорен бабушкой, смерть меня не возьмет». Он действительно всегда ходил с тросточкой, не с тросточкой, а со стеком каким-то ходил, прямо по цепи, не спеша, без фуражки — фуражка все-таки демаскировала — ходил без фуражки. И когда командующий фронтом запросил на должность командарма, хорошего командира дивизии, я выдвинул Городнянского. Он принял армию, дрался под Харьковом и там был заколот штыком. Дрался до последнего и немец его заколол штыком.
Я приказал Городнянскому выставить заслон на магистрали Минск — Москва. Создалось угрожающее положение. Противник с северной окраины опять уже выбил 129-ю дивизию, 152-я дивизия еще в северо-западной окраине у меня, и если я промедлю еще ночь, то здесь противник охватит меня с запада и с севера, — две дивизии останутся у меня в Смоленске, без патронов, без снарядов. На исходе всё. Продовольствие тоже на исходе, горючее на исходе.
Я принял решение на отход. И в ночь с двадцать девятого на тридцатое армия окончательно оставила Смоленск.
К сожалению, в десятом номере «Военно-исторического журнала» написано, что противник занял Смоленск пятнадцатого и шестнадцатого числа северную и южную часть, это совершенно неверно. В Смоленске мы дрались две недели, вели очень сильные бои, положили тысячи людей! Кто это так безответственно пишет?
Был приказ на отход с двадцать девятого на тридцатое, в ночь на тридцатое. Одному батальону 152-й дивизии не удалось. Он еще дрался там и тридцатого и тридцать первого. И остатки этого батальона вышли и организовали партизанский отряд под командованием политрука этого батальона товарища Томского. Это был храбрый командир, политработник, командир отряда, и погиб смертью храбрых, будучи командиром этого партизанского отряда.
К. М. В период боев за Смоленск у вас всего-то было сколько? Две дивизии…
М. Ф. Потом третья дивизия, потом две дивизии 19-й армии — 127-я и 158-я, которые так и остались на восточном берегу. Сами они переправиться уже не смогли, но и противника не выпускали.
К. М. Ну а в составе вашей собственной армии очень мало частей по существу было? Две дивизии и отряды какие-то еще?
М. Ф. Вот эти отряды только. И три дивизии 19-й армии.
Но они все малочисленные были. И вот с этими войсками мы и дрались. Диву даешься, просто диву даешься, как мы держали такую махину. Ведь махину же держали! 17-я, 18-я танковые дивизии, 29-я механизированная, 137-я дивизия, полк «Великая Германия». Это все в Смоленске, по ту сторону Днепра, южная часть. А с этой стороны — части Гота.
К. М. Ну и как совершался отход?
М. Ф. Лето было жаркое. Но жарко было не только от солнца. Противник, чувствуя, что мы отходим, находимся в кольце, нажимает все время на нас. Вот здесь-то и сказался героизм нашего народа. Все офицеры штаба, политотдела, армии (корпуса мы уже расформировали за ненадобностью), влили все это в дивизии, все обозы были очищены — все было брошено в части, сражаться. Все командиры штабов, политотделов, дивизии, полков — все были на передовой линии. На каждую атаку отвечали контратакой. Отвечали, но, к сожалению, мало поддержанные артиллерией и минометами.